Морщась от детского крика, как от звука бормашины, офицер торопливо проштамповал их паспорта и показал на горловину паромного трюма:
Битте, герр Зильбербард, битте. Ауфвидерзеен.
Долго уговоривать Савелова не пришлось. Но лишь загнав «БМВ» в трюм парома, не вылезая из салона машины, он смог наконец перевести дух.
Не знаю, кого благодарить, вымученно улыбнулся он. То ли бардак советский, то ли Зигфрида. Вовремя он разревелся, и главное: исключительно на немецком языке.
На вас лица нет, с тревогой посмотрела на него Урсула. Как только выйдем в море, возьмем каюту и хорошенько выспимся.
А пока не помешала бы чашка горячего кофе.
Чашка кофе убойные стрессы сегодняшнего дня не снимет. Признаться, герр Эдвард, я бы предпочла сейчас чего-нибудь покрепче.
Гениальная идея! согласился Савелов и вытянул из холодильной сумки бутылку бренди.
За успех нашего безнадежного дела! разлив бренди в пластиковые стаканчики, найденные в бардачке, предложил он.
Странно!.. выпив залпом обжигающую жидкость, задумчиво произнесла Урсула. Кажется, я знаю вас сто лет, Вадим, хотя мы познакомились только сегодня утром.
И теперь не боитесь меня?
Боюсь еще больше, ответила она и вспыхнула до корней рыжих волос.
Снеговые тучи тем временем достигли берегов Черного моря и обрушили на них первый залп. Уже через несколько минут все сущее: море, причалы порта и жилые кварталы Ильичевска окрасились одной белой краской.
В сплошной беснующейся мгле буксир вытащил паром из акватории порта и отвалил в сторону. Савелов, Урсула и маленький Зигфрид с верхней палубы тщетно вглядывались в сторону берега. За белесой пеленой не только не было видно города, но было даже трудно понять, где проходит граница между небом и морем. Казалось, что стальная громадина плывет не по воде, а бесшумно скользит в неземном, нереально белом пространстве. Со всех сторон только снег, снег, снег. Лишь несколько ошалелых чаек, будто утверждая земную реальность, с тоскливыми криками метались над кормой набирающего скорость парома.
Смотрите! вдруг воскликнула Урсула и показала рукой на стаю обессиленных диких гусей, которая, борясь изо всех сил со снежными зарядами и встречным шквальным ветром, показалась по правому борту судна. Несколько минут гуси летели параллельно, на уровне корабельной рубки. Порывы ветра прижимали птиц все ниже и ниже к волнам. Людям с верхней палубы парома казалось, что еще немного и свинцовые волны сомнут и поглотят их.
Но вот вожак последним напряжением сил взмыл вверх и, тормозя широко распахнутыми крыльями, завис над палубой. Не обращая внимания на людей, столпившихся у бортов, он издал троекратный клекот и упал грудью в пушистый снег, заваливший палубу. Через несколько секунд, повинуясь его призывному крику, на палубу опустились все остальные гуси.
Некоторое время птицы, вытянув длинные шеи, неподвижно лежали по всей палубе и лишь тихонько гоготали, будто о чем-то переговаривались, пока вожак сердитым шипением и ударами клюва не сбил их в тесный круг у кормы. Но один из гусей, упавший на середину палубы, подняться на ноги уже не смог. Напрасно шипел и гоготал на него сердитый вожак. После нескольких безуспешных попыток оторвать тело от палубы гусь, закрыв глаза, вытянул шею, и в тот же миг несколько капель алой крови окрасили снег под его клювом.
Как долго длится этот проклятый день! глядя на обессиленную птицу, тихо сказал Савелов.
Он еще не закончился, отозвалась Урсула. Но, кажется, произошло невероятное нам удалось уйти от погони, герр Зильбербард.
Не будем забывать о том, что нескольким мужчинам, у которых есть семьи и дети, это стоило жизни.
Это навсегда останется в нас, кивнула она и прислонила голову к его плечу.
На палубе появился корабельный стюард.
Господа интуристы, каюта-люкс ждет вас.
Ваши чемоданы мы уже перенесли туда, сообщил он на плохом немецком и взял на руки очарованного дикими гусями и сказочным снегопадом Зигфрида. Битте. Пойдемте, я провожу вас.
Пока добирались по длинным коридорам до места, Зигфрид успел заснуть, и стюарду не осталось ничего другого, как положить его на диван в одной из трех комнат каюты. Получив щедрые чаевые, он удалился.
Оставшись наедине, Савелов и Урсула прежде всего осмотрели все комнаты. Не найдя ничего подозрительного, они перевели дух и одновременно бросили взгляды на широкую кровать. Урсула залилась краской.
Не беспокойтесь, фрау Зильбербард, положил руку на ее плечо Савелов. Я устроюсь в кресле.
Женщина тряхнула роскошными рыжими волосами и, посмотрев в его глаза зеленым затуманенным взглядом, прошептала:
У нас сегодня был страшный день, Вадим, но я почему-то не хочу, чтобы он так заканчивался...
Прочитав в его взгляде ответ на ее не произнесенный вслух запретный вопрос, она всем своим молодым страстным телом прижалась к нему и, обвив шею руками, нашла губами его губы. Он приник к ним, как жаждущий к роднику, как голодный к куску хлеба. Не отрывая губ от губ, они стали срывать друг с друга одежду, чтобы до утра следующего дня с неистовой первобытной страстью ласкать и терзать неутоленную плоть друг друга...