За что? недоумеваю я.
Они не оставляют тебя равнодушной. За остроту ощущений, я полагаю.
По твоей логике ненависть должна также именоваться любовью. Нет ощущений острее, чем те, что приносит конфронтация.
Илья опять улыбается, но по-другому. Он склонил голову набок и щурит глаза, будто знает больше меня и уже победил в споре. Я хочу лучше разглядеть его, но тень от столба, подпирающего крышу беседки, загораживает его лицо от света.
Ну уж под любовью я понимаю гораздо большее, чем совокупность положительных эмоций, действий, направленных на созидание и что там ещё, этапов, характеризующих развитие вверх и вперед, у меня такое чувство, что он зачитывает заученный список. Илья откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и спрашивает: Скажи мне, что, по-твоему, создаёт неблагоприятные условия для остроты ощущений?
Хороший вопрос, протягиваю я. И размышляю вслух: Предсказуемость, пожалуй. Стабильность. Ты меняешь острые ощущения и риски на относительную гарантию того, что всё останется как есть, на том же уровне, на котором тебе сейчас комфортно. Но чтобы сохранить эту гарантию, тебе приходится тщательно планировать свои действия, ограничивать себя в том, что скажем так, может нарушить условия контракта. Постепенно это входит в привычку. И человек уже не представляет свою жизнь иначе: спонтанность воспринимается как нечто опасное и угрожающее комфорту. Острые ощущения приобретают негативную окраску.
Мой муж смотрел бы на меня сейчас как на полную идиотку. Как я выразила мысль? Что я имела в виду? Всё спутала, и стабильность, и предсказуемость. А ещё я хотела сказать про искусственность: создание определённых условий требует соблюдения ряда правил, которые вносят ограничения впрочем, это, пожалуй, связано с предсказуемостью.
Я смотрю на Илью. Он опять щурит глаза. Какого же они цвета? По-моему,
он пытается понять, что я имела в виду. У меня плохо получается рассуждать на такие абстрактные темы. Я теперь жалею о том, что сказала. И не знаю, как перевести разговор на какую-нибудь другую тему. Более, скажем так, приземлённую.
Я бы назвал это шаблонами, с серьёзным видом говорит Илья. Если человек пытается по ним жить, не только результат его жизни становится предсказуем, но и каждое его действие. Но по факту то огромное количество правил на все случаи жизни, сконцентрированное в стереотипах, оказывается непригодными для отдельно взятого человека.
Да! восклицаю я. Как здорово ты меня понял про правила! Есть сферы жизни, в которых универсальные правила неприменимы. Вот что касается, например, семейного этикета
Илья поднимает брови и улыбается:
Ну-ка, ну-ка, продолжай
Кто должен готовить, как нужно проводить свободное время (конечно же, всё время вместе!), о чём рассказывать друг другу и что обсуждать. Если я начну рассказывать мужу, как у меня прошёл день на работе он сбежит через три предложения под самым прозрачным предлогом.
Скажи это моей жене «Рассказывать нужно всё» гласит золотое правило идеальных отношений (по мнению Марины). Супруги должны всем делиться, в том числе неприятностями. В том числе сугубо личными неприятностями, я размыкаю губы, чтобы развить эту его мысль. Но он сам продолжает: Представь себе, я считаю, что даже у женатых людей должно быть личное пространство. Возможно, ты сочтёшь меня эгоистом, но мне совершенно неприятно выслушивать жалобы на физическое самочувствие.
Вот, вот, вот! Как он точно подметил. Я никогда не позволяла себе объяснять своему мужу, что и почему у меня болит, предпочитая туманно выражаться: весь день клонит в сон, тело требует расслабления или что-то в этом роде. Зато он не упустит случая в ярчайших подробностях описать, что происходит с его «стареющим» телом. Помню, как-то у него разболелась спина, и он добрых полчаса расписывал мне испытание под названием «прожить целый день с болью». И вот из молодого и сильного мужчины он уже превращается на моих глазах в дряхлого старика, которого изо дня в день мучает подагра (я не знаю, что это за заболевание, но звучит оно очень угрожающе и ассоциируется у меня с физической немощью, присущей очень и очень пожилому возрасту). К сожалению, больная спина самое «красивое» из расписанных мне моим мужем болячек.
Видимо, мой стеклянный взгляд вводит Илью в заблуждение.
Ты меня осуждаешь? спрашивает он.
Я? Нет. Я терпеть не могу слушать про болезни фу, какая я эгоистка!
Но ты же должна заботиться о заболевшем супруге, настаивает Илья.
Да, и я это делаю! Я пойду и принесу лекарства, я спрошу, нужен ли горячий чай, и как он себя чувствует: но тут не надо в подробностях описывать состояние каждой части своего тела, мне, в конце концов, с ним ещё сексом заниматься! вспыхиваю я. Спокойно! Что-то я разошлась.
Илья совершенно не смущён. Он ловко переводит разговор на менее интимную тему:
Так ведь по семейному этикету секс не может быть важнее заботы А что касается «всё время проводить вместе»: зачем мне тащить свою супругу к моей маме, если они на дух друг друга не переносят? Марина будет рыдать всю дорогу обратно, на все расспросы отрицательно и гордо качать головой, но вечером я обязательно получу ответ. Она сядет напротив, и жалобы полетят в меня так внезапно, что я и слова вставить не успею: ей сказали и про то, что она потолстела, и про то, что у меня неглаженая рубашка, и про то, что у неё, видимо, не в порядке со здоровьем, раз у нас до сих пор нет детей.