И всё же Гарри вернулся.
Но не к ней, а продолжая исполнять волю Дамблдора.
И вернулся не её Гарри. Он изменился, настолько, что Джинни не сразу осмелилась подойти. Рон с Гермионой тоже выглядели иначе взрослее, серьёзнее, жёстче, но Джинни не было дела до перемен в них, она видела лишь одного человека Гарри.
Когда началась битва, она даже вздохнула с облегчением: наконец можно было сосредоточиться на том, что по-настоящему важно, отбросить все мысли прочь, остановить сомнения и переживания, заняться делом. Вся тревожная неопределённость осталась позади, пришло время действовать, перестать сдерживаться и выплеснуть на врагов весь скопившийся гнев, всё разочарование и всю боль
Она хотела быть рядом с Гарри прикрывать его спину, чувствовать его локоть, но он отказал снова предпочёл ей компанию Рона и Гермионы.
Целясь в Пожирателей смерти, выкрикивая атакующие заклинания, прячась за щитами, Джинни не могла не думать о том, что для Гарри она всегда будет на втором месте. И эти мысли наполняли её такой яростью, что с ней никто не мог справиться: её Ступефаи пробивали щиты Пожирателей, перед ней разбегались егеря, а её конь с лёгкостью разогнал дементоров.
Сверкающие глаза и развевающиеся на ветру рыжие волосы в тот момент Джинни была олицетворением войны.
А потом погиб Фред, и эйфория схлынула.
Неподвижное тело, застывшее лицо, навсегда закрывшиеся глаза, для Джинни жизнь разделилась на «до» и «после». Смерть всегда была абстракцией; даже после знакомства и Томом Риддлом и василиском, когда Джинни едва не погибла, проникновения в Отдел тайн и сражения с убийцами она не боялась смерти, не верила в неё. Но одного взгляда на лицо Фреда было достаточно, чтобы осознать это конец. Окончательный и бесповоротный. И ничего нельзя исправить. Никому. Никогда.
Обращение Волдеморта казалось бы, просто слова! подорвало боевой дух.
«Отдайте мне Гарри Поттера», сказал он первый раз, и хотя слова проникали не только через стены, но и в саму душу, это не столько напугало, сколько подзадорило их никому не хотелось уступать этому чудовищу!
Но теперь он не просил отдать Гарри, теперь он обращался к самому Гарри, и Джинни знала, что
Его нигде не было. Заплаканная Гермиона и словно бладжером стукнутый Рон Джинни с первого взгляда стало понятно, что она опоздала. Гарри ушёл. Снова. И в этот раз, кажется, навсегда.
Слёз не было.
Именно об этом Гарри и говорил, когда порвал с ней: что он обречён на сражение и не хочет, чтобы Джинни проходила через потерю.
Из груди рвался крик, но она молчала. Обнимала маму, отца, пыталась поддержать Джорджа. Её боль не превосходила ту, что сейчас чувствовали потерявшие сына родители и лишившийся половинки себя Джордж. Но легче от этого не было, боль разрывала грудь, рвалась из горла, стучала в висках.
«Пожалуйста», мысленно повторяла Джинни, даже не задумываясь, к кому обращает молитвы. Она старалась не погружаться в боль слишком глубоко, пыталась отвлечься и сосредоточиться на чём-то, чтобы не думать о Гарри: помогала мадам Помфри, накладывала простенькие чары, заживляя мелкие царапины и порезы на пострадавших, наколдовывала очищающие чары и воду, передавала зелья Но действовала механически, а внутри билась только одна мысль: «Пожалуйста! Пусть он выживет!»
Он не выжил.
Ничья смерть не ударила по ней так, как его. Рыдающий Хагрид нёс на руках мёртвое тело, и Джинни не нужно было видеть лицо, чтобы понимать, кто это.
Она ничего не чувствовала. Сколько раз мама говорила, что заранее знала, когда с её близкими что-что случалось А она ничего не почувствовала