Шур при этом забывает, что «партизанам» в концепции «прагматиков» места нет, отчего Генс не кооперировался с Виттенбергом и Ковнером, а боролся с ними. Зато наличие такой промежуточной фигуры, как Глазман, долго сидевший на обоих стульях , как бы намек на действительно упущенную возможность сосредоточения всех еврейских рычагов юденрата, полиции и партизанского штаба в одних мудрых руках.
Сегодня мы уже твердо знаем, что все большие гетто все до единого! были ликвидированы: последним из них было гетто в Лицманштадте-Лодзи, окончательно проглоченное только в августе 1944 года. Те гетто, что уцелели на Буковине и вообще в румынской оккупационной зоне, не в счет: их «защитили» румынские неисполнительность и некровожадность, а также интуитивная смекалка, инстинктивно готовившая себе аргументы для будущей защиты на неизбежном, как казалось, румынском «Нюрнберге» (так и не состоявшемся из-за покровительства Советов, не дававшего в обиду ни собственных палачей например катынских, ни «усыновленных»).
Тем самым мы понимаем, что надеяться было не на что и что вся борьба «прагматиков» сводилась, в сущности, к установлению очередности смерти и управлению этой «очередью». Блатной закон «Умри ты сегодня, а я завтра», в сущности, ничем от этого не отличается. Что ж, и это, в глазах прагматиков, имело смысл: как знать, а вдруг завтра, а может, послезавтра произойдет нечто такое, что спасет? В то же время слабое место в рассуждениях «прагматиков» необъяснимая уверенность в «добропорядочности» СС и прежде всего в том, что кто-кто, а именно они умрут последними аж «послезавтра».
Но у «прагматического» подхода есть
и другая слабость его этическая сторона. Порудоминский пишет о «нравственном пределе, переступив который, человек обрекает себя на жизнь, утратившую главные человеческие ценности, самый смысл бытия...»
Существование этого предела признает и Генс, мало того он сам обозначает его и даже кается в том, что его переступил: «Господа, я просил вас собраться сегодня, чтобы рассказать вам об одном из самых страшных моментов в трагической еврейской жизни когда евреи ведут на смерть евреев... Неделю тому назад пришел к нам Вайс из СД с приказом от имени СД поехать в Ошмяны... Получив этот приказ, мы ответили: Слушаемся!... в Ошмянах было собрано 406 стариков. Эти старые люди были принесены в жертву... Еврейская полиция спасла тех, кто должен был остаться в живых. Тех, кому оставалось жить недолго, мы отобрали, и пусть пожилые евреи простят нас... Они стали жертвами ради других евреев и ради нашего будущего... Но я говорю сегодня, что мой долг пачкать свои руки, потому что для еврейского народа настали страшные времена. Если уже погибло 5 миллионов человек, наш долг спасти сильных и молодых, молодых не только годами, но и духом, и не поддаваться сентиментальности... Я не знаю, все ли поймут и оправдают наши действия, оправдают, когда мы уже покинем гетто, но позиция нашей полиции такова: спаси все, что можешь, не считайся с тем, что твое доброе имя будет запятнано, или с тем, что тебе придется пережить. Все, что я вам рассказал, звучит жестоко для наших душ и для наших жизней. Это вещи, которых человеку не следует знать. Я открыл вам тайну, которая должна остаться в ваших сердцах... Мы будем думать обо всем этом потом, после гетто. Сегодня же мы должны быть сильными. Во всякой борьбе цель оправдывает средства, и иногда эти средства ужасны. К несчастью, мы должны использовать все средства, чтобы бороться с нашим врагом» .
Но Генс не понимал, вернее, не признавал того (и даже приводил в свое оправдание аргументы!), что переступил сей нравственный порог гораздо раньше задолго до ошмянских стариков и без соучастия в их расстреле. Каждая чистка в гетто это пролог к смертоносной селекции в Аушвице.
И тут евреям есть что предъявить и чем гордиться: восстания в лагерях смерти в Собиборе, Треблинке и Аушвице-Биркенау, восстания в гетто Белостокском, Варшавском, Новогрудковском, еврейские партизанские отряды (братьев Бельских в Белоруссии), «марш жизни» двухсот долгиновских евреев, выведенных русским партизаном Николаем Киселевым из оккупированной территории к своим через Суражские ворота к линии фронта .
При этом каждый еврей держал еще и свой личный, индивидуальный фронт в битве за победу для него это еще и битва за личное выживание. Ибо каждый выживший еврей это Давид-победитель в поединке с Адольфом-Голиафом.
Вот один такой случай солдатская судьба киевлянина Леонида Исааковича Котляра. Она не просто нетипична она уникальна!