Впрочем, и с общей, нееврейской, меркой, евреи-воины смотрятся достойно.
По данным переписи 1939 года (проведена в январе, т.е. до начала Второй мировой и первых советских аннексий), три с небольшим миллиона советских евреев были седьмой по численности национальностью в СССР после русских, украинцев, белорусов, казахов, узбеков и татар (1,77%). А по погибшим на войне они были пятыми (142,5 тысяч, или 1,64 %)1, как пятыми были они и по числу Героев Советского Союза в РККА, т.е. в сухопутных войсках: 108 Героев , а один полковник Давид Драгунский даже дважды Герой! В обоих случаях впереди них были только русские, украинцы, белорусы и татары. Если нормировать эти цифры числа Героев по довоенному населению, то евреи будут даже четвертыми.
Интересно, что самые первые герои-евреи генерал-полковник Григорий Михайлович Штерн и генерал-лейтенант авиации Яков Владимирович Смушкевич получили свои звезды еще за Халхин-Гол, причем у Смушкевича это была уже вторая (первая за Испанию). Оба погибли в один и тот же день 28 октября 1941 года, в разгар немецкого наступления на Москву.
Их расстреляли... чекисты на даче НКВД в поселке Барбыш под Куйбышевым (Самарой)! Такой вот еще и «Барбышевский фронт»!
Желание выжить совершенно понятно, но как это сделать? Как это выживать и выжить под нацистами?! Какая внутренняя политика для этого эффективнее та, что у большинства юденратов, готовых откупаться все новыми и новыми евреями, или политика партизан-сопротивленцев, предпочитающих «смерти на коленях» «гибель, но стоя в полный рост»?
С высоты сегодняшнего знания ревизии подвергается центральный вопрос политики еврейского выживания в людоедских условиях немецкой оккупации он же и центральный вопрос историографии еврейского Сопротивления: играть или не играть в шахматы с дьяволом? Или: что стратегически правильнее боясь смерти, терпеть, унижаться и выторговывать каждую еврейскую жизнь за счет еврейской смерти или, не боясь смерти, бороться за каждую жизнь с риском погибнуть в бою?
Владимир Порудоминский, автор предисловия к книге Григория Шура «Евреи в Вильно», поляризирует и противопоставляет эти две линии друг другу, кристаллизируя их в следующих категориях «прагматики» и «герои» . При этом он фокусирует внимание на человеческих психологии и обременениях совести и тех, и других. Ведь не только «прагматики» имеют на совести бессчетно катакомб из стариков и детей, отданных как отступное за жизни стариков и детей из своей мишпухи, а также молодых и трудоспособных. Но и за каждый партизанский подвиг жизнями рассчитывались заложники в тюрьмах и собратья-невольники в гетто. Лучшим из них по плечу такой шаг, как подвиг Ицика Виттенберга, уподобившегося Иисусу Христу и принесшего себя на заклание немцам как искупительную жертву во спасение всего гетто .
В действительности этих полярных крайностей как чистых типов не существует . Они перемешаны друг с другом, а точнее, сосуществуют внутри каждого еврея, и решающим становится то, какую меру пластичности и какую пропорцию этих полюсов он находит в себе или для себя допустимой.
«Героям» без «прагматиков» трудно с чисто практической точки зрения: для успеха их деятельности всегда полезно иметь прикрытие в виде удостоверения полицейского или иной хорошей ксивы. Но и «прагматикам» позарез нужны «герои»: все они признают и сопротивление тоже, но как последнюю возможность, как крайнее средство, к которому прибегают тогда и только тогда, когда все остальные себя исчерпали, не оправдав надежд.
Сопротивленцы и партизаны в глазах «прагматиков» опасные сумасшедшие и провокаторы, играющие с огнем. Их бессмысленные героизм и жажда подвига во имя еврейского народа вызывают у них отторжение и протест, ибо мешают проводить мудрую, как им кажется, политику малых уступок и полезности палачам. Они как бы спрашивают у оппонентов-«героев»: «Ну что, много евреев спаслось после Варшавского восстания?»
Но и «герои» (останься они живы) могли бы чуть позже у них спросить: «А много ли спаслось в вашем гетто?» Сегодня мы уже твердо знаем, что все большие гетто все до единого! ликвидировались: последним из них было гетто в Литцманнштадте-Лодзи, окончательно проглоченное, в том числе аушвицкими газовнями и крематориями, только в августе 1944 года.
Иными словами, вся борьба «прагматиков» сводилась, в сущности, к установлению очередности смерти и управлению этой «очередью». Блатной закон «Умри ты сегодня, а я завтра», в сущности, ничем от этого не отличается. (Что ж, и это, в глазах «прагматиков», имело смысл: как знать, а вдруг завтра, а может, послезавтра произойдет нечто такое, что спасет? В то же время слабое место в рассуждениях «прагматиков» необъяснимая уверенность в «добропорядочности» СС, и прежде всего в том, что кто-кто, а именно они умрут последними и «послезавтра».)
И когда «прагматика» представителя (де-факто фюрера) гетто Якоба Генса ликвидировали вне очереди, то даже такой его недоброжелатель, как Григорий Шур, увидел в его смерти неожиданное утрату Вильнюсским гетто своего последнего шанса на восстание. Отныне «в гетто не было никакой организаторской силы, никакого авторитетного человека, вокруг которого могли бы собраться остатки молодых сил, уцелевшие еще в гетто, частью сгруппированные в кружки». И далее приговор: «Обнаружилась ошибочность тактики Генса, который все время шел по линии уступок немцам и выдавал по их требованию новые и новые тысячи людей, которых под разными предлогами вывозили из гетто. Он не только не организовал евреев в гетто для борьбы с врагом, а наоборот, ослабил их, довел до того плачевного состояния, в котором они оказались в последний день» .