Варшавское гетто, несмотря на разгром восстания, маркер скорее героический и положительный. Дом Анны Франк по крайней мере до предательства и ареста тоже история относительного успеха. Аушвиц же и Бабий Яр, напротив, маркеры предельно отрицательной сакральности, оба исчадия Зла, резиденции Смерти и своего рода Anus Mundi (буквально: «задницы мира») Места входа во Ад.
Это делало их мировыми святынями и достопримечательностями, причем не только еврейскими, но и общечеловеческим. Мемориала с музеем в двух этих местах поэтому просто не может не быть! Это же как дважды-два-четыре, нечто само собой разумеющееся, не так ли?
Да, хотя путь к музеефикации Аушвица и Варшавы в Польше уже пройден, простым он не был. В конце 1945 года, после того как в бараках бывшего концлагеря, сменяя друг друга, перебывало несколько советских госпиталей и фильтрационных лагерей, его территория была возвращена Польше, а та собралась здесь, в Освенциме и Бжезинке, создать государственный музей. Фактическое его открытие состоялось 14 июня 1947 года, в 7-ю годовщину прибытия в Аушвиц-1 первого транспорта
с первыми заключенными-поляками, и это одно уже неплохо выражало концепцию того музея, или, как сейчас бы сказали, его базовый нарратив.
Выглядел тот нарратив примерно так: «Дорогие посетители, вы находитесь в самом чудовищном из существовавших при нацизме концентрационных лагерей... Здесь сидели и погибали многие десятки тысяч храбрых польских патриотов, героически боровшихся с нацистами за свободу Польши и тяжко за это пострадавшими... Да-да, евреи здесь тоже были, да, с миллион или чуть больше, да, правда, их изверги тоже обижали, да, це так, так, но не забывайте: главные жертвы и главные герои мы, поляки!» Ну и немножечко о Красной армии освободительнице, чтобы не дразнить московских гусей.
Со временем оценка погибших в Аушвице людей была уточнена не 4,5, а 1,5 миллиона трупов. Нарратив подтянулся к реальности, цифры на плитах исправлены , а израильские туристы стали едва ли не самым заметным контингентом в кругу посетителей мемориала. Но и до сих пор руководство музея отказывается провести серьезный зондаж почвы вокруг развалин крематориев , а если надо, то и раскопки (в последний раз они были в начале 1960-х), чтобы узнать уж наверняка, не хранит ли сыра земля в этом проклятом месте хоть что-нибудь еще, говорящее о жертвах и палачах.
О вечнозеленый, о молодой «национализм»! О святые наши пальчики, сквозь которые, умиляясь его мужественной пушистости, мы на него смотрим!
Вся история увековечения памяти того входа во ад, что отверзся в Бабьем Яру, от всего этого еще печальнее. Прошло более 80 лет, но и по сей день в Яру нет достойного мемориала-музея, что и вопиюще позорно, и позорно вопиюще.
Заменить его не в силах ни лживый советский монумент 1976 года, ни те несколько десятков отдельных памятников и памятных знаков, возникших здесь самосевом и самостроем и безо всякой общей идеи или хотя бы попытки эстетического взаимоучета. Любым же усилиям по преодолению этого зияния противостоят асимметричные старания государственные или, когда государство уходит в тень, общественные но с неизменной целью: торпедировать такие усилия!
Как и Аушвиц, Бабий Яр стал местом нарицательным. А именно точкой отсчета, мерой вещей и историческим архетипом «расстрельного Холокоста», или, в терминологии Патрика Дебуа, «Холокоста от пуль», что по-русски звучит несколько неуклюже. Католический священник и президент созданной в 2004 году ассоциации «Яхад-ин унум», директор Епископального комитета по католическо-иудейским связям под эгидой Французской конференции епископов, Дебуа посвятил свою жизнь изучению Холокоста, борьбе с антисемитизмом и укреплению отношений между католиками и евреями.
Его организация отправляет поисковые группы на Украину, в Россию, Беларусь и Польшу для проведения бесед с пожилыми местными жителями, которые были очевидцами массовых убийств своих соседей. Вскрытый им с помощью «умных интервью» пласт информации важное и недостающее звено в документации Холокоста. В 2008 году Дебуа издал обобщающую книгу «Холокост от пуль: Путешествие священника в поисках правды об убийстве полутора миллиона евреев» .
Вопреки названию, главное в этом поисково-полевом проекте не в акценте на способе убийства евреев (пули, расстрел), а в общей нацеленности на изучение Холокоста в сельской местности на Украине, в многочисленных местечках. Архетип этот маркируется мобильностью палачей и их упорным следованием за жертвами, нанесением палачами смертоносных визитов жертвам как в больших городах, так и в малых селах. Другие маркеры «короткие» гетто, пешие марши (иногда на телегах или грузовиках) к местам убийств и переход к расстрелу всех поголовно, а не одних только мужчин, как это практиковалось в самом начале.
И определяющим в его генезисе и уникальности является не ведомственная принадлежность палачей (разные управления РСХА), а осознанное сочетание функции народоубийства с основным функционалом войны, встраивание первого во второе, но и, поелику возможно, второго в первое. Именно отсюда мартовский, 1941 года приказ Гитлера о комиссарах и июльские боевые приказы Гейдриха и все эти перманентные попытки РСХА, хорошо и повсеместно представленного в боевых частях контрразведывательными отделами «1с», запятнать мундир вермахта, помазать еврейской кровью и вовлечь в свои будничные