Я обязательно вернусь к тебе! Его голос прозвучал твердо, как закаленная сталь, без тени сомнения. Жди меня.
Он отпустил ее, и Людмила шагнула назад, к своим людям. Ее взгляд был последним якорем, последним напоминанием о свете в этом аду. Потом она резко развернулась.
К Питеру! Быстро! скомандовала она, и группа охотников растворилась в лесной чаще, двигаясь с убийственной скоростью на север.
Игорь проводил их взглядом, потом глубоко вдохнул воздух, пропитанный гарью войны. Больше колебаний не было. Только холодная ярость и железная решимость. Он повернулся лицом к пылающему городу, к хаосу, который отчасти был и его творением. Его рука легла на эфес артефактного огненного клинка, висевшего на поясе. Лезвие ответило тихим, зловещим гудением.
Он сделал шаг. Из тени леса навстречу огню Москвы. Навстречу своему искуплению. И мести
магии и от тошнотворного запаха смерти. В ушах барабанила непрерывная какофония: дикий рев атакующих, предсмертные хрипы, вопли раненых, треск пулеметов, грохот разрывов и шипящий вой магических разрядов.
Щит!
Одна мысль и вязкий, золотисто-янтарный купол вспыхнул передо мной, приняв на себя сноп ледяных игл, выплюнутых Софией Верейской. Она металась, как фурия, ее изумрудные глаза горели чистым безумием ненависти.
Рядом, тяжело дыша, отстреливался ее отец, князь Олег, его лицо багровело от непривычных усилий и страха.
А чуть поодаль, как айсберг посреди этого ада, стоял невозмутимый Арсений Луначарский. Его трость с серебряным набалдашником в виде буквы «R» мерно постукивала по обломкам, словно отсчитывая секунды до нашей гибели. Он не спешил, экономя силу, направляя удары своих прихвостней республиканской гвардии в поношенной, но бронированной форме и нескольких магов в академических мантиях, чьи ауры резали воздух дисгармоничными вибрациями.
Многие атаки я просто парировал шашкой тяжелой, неудобной в ближнем бою на такой тесноте, но единственной под рукой. Сталь звякала, искры брызгали во все стороны. Одновременно с этим левой рукой я швырнул сгусток сжатого солнечного света. Он врезался в группу гвардейцев Верейских, шедших в обход. Бахнул взрыв света, зашипели клубы пара от мгновенно испарившейся крови, погасли душераздирающие крики. Пятеро упали, обугленные. Остальные отхлынули в ужасе.
Но этого было мало. Все шло слишком медленно.
И эта проклятая маска Брусилова! Она висела на мне свинцовым саваном, пожирая драгоценные капли Источника с каждым движением, с каждым удержанием иллюзии. Каждая мышца горела, в висках стучал тяжелый молот усталости. Мои «союзники» кучка уцелевших гвардейцев Смирнова и пара магов из Тайного Отдела гибли как мухи под шквальным огнем и магией превосходящего противника.
Один маг, пытавшийся поднять щит, был прошит насквозь тонкой, как игла, струей льда от Луначарского. Он замерз на месте, а его лицо теперь было искажено предсмертной гримасой удивления. Гвардеец рядом с ним крикнул что-то, поднимая винтовку, и тут же был разорван пополам темным энергетическим хлыстом, пущенным кем-то из академиков.
Я остался один. Один против полукольца врагов, сжимающегося вокруг меня. Луначарский наконец поднял трость. На набалдашнике вспыхнули рубиновые искры.
Довольно театра, «генерал», его голос, усиленный магией, резал уши, как стекло. Или тебе больше нравится, когда тебя называют Соломоном?
Мои янтарные глаза, скрытые за иллюзией Брусилова, сузились. Догадался таки! Луначарский поднял трость выше. Из набалдашника вырвался целый веер переплетающихся молний багровых, синих, ядовито-зеленых. Они шипели, пожирая воздух, неся в себе хаос разных стихий. Одновременно с этим Верейские отец и дочь сомкнули руки. Между их ладонями заплясал сгусток чистой энергии, свирепый и нестабильный. София что-то выкрикивала, ее лицо искажала гримаса экстаза ненависти.
Против такой комбинированной атаки даже я бы не устоял. Во всяком случае, в той форме, в которой я находился.
Поэтому я даже не думал. Сработал инстинкт. Опора под ногами вздыбилась не физически, а за счет чудовищного импульса силы, брошенного в землю. Я рванул вверх, как выпущенная из лука стрела, усиливая прыжок магией. Солнечный щит за спиной взвыл под ударами молний Луначарского, треснул, но выдержал. Камни площади подо мной взорвались там, где я стоял мгновение назад. Я влетел на покатую черепичную крышу трехэтажного особняка, некогда принадлежавшего какому-то богатому купцу, а теперь изрешеченную осколками. Черепица хрустнула под сапогами.
Не убежишь! прозвучал голос Луначарского снизу. Он не прыгнул. Он просто растворился в воздухе и материализовался в пяти шагах от меня на гребне крыши. Элегантно, без единого лишнего движения. Рядом, тяжело пыхтя, вскарабкались по стене с помощью магии Верейские и десяток их самых верных гвардейцев и магов. Они растянулись по коньку, как стая хищных птиц.
Бой перенесся на новый уровень. Буквально. Крыши Москвы стали нашей ареной. Я отступал, парируя шашкой выпады гвардейцев, отстреливаясь револьвером, швыряя в наступающих сгустки солнечного огня, которые оставляли на черепице черные проплешины и сбрасывали вниз обожженные тела. Луначарский методично, без спешки, палил по мне из своей трости то ледяными копьями, способными прошить толстый лист стали, то взрывами сгущенного воздуха, сотрясавшими всю конструкцию под ногами. Он экономил силы, изматывал меня. Верейские копили энергию для чего-то большего, их сомкнутые руки светились все ярче.