Держать строй! крикнул Рябоволов, его голос, усиленный магией, резал грохот битвы. Фланги, сомкнуть ряды! Маги огня залп по скоплению у Большого театра!
Николай не напросился в эту мясорубку. Он потребовал. Сидеть во дворце, пока его народ гибнет? Пока его город пожирают? Нет уж Увольте! После смерти отца, матери и Бориса он понял: истинный государь
не прячется за стенами, когда его земля стонет. Он разделяет ее участь. Пусть даже он лишь призрак в искусственном теле, лишь тень настоящего правителя. Но эта тень будет стоять здесь насмерть!
Рябоволов не стал с ним препираться. Его синие глаза тогда лишь оценивающе скользнули по Николаю и он сказал: «Хорошо. Но даже шага в сторону от меня не делать. И во всем слушаться».
Николай тогда просто кивнул. А сейчас он стоял, стараясь выпрямиться во весь рост, подражая той царственной осанке, что видел у отца на портретах. Его доппельгангеровское лицо было бледным, но решительным. Он ловил на себе взгляды солдат, ополченцев, охотников взгляды, полные страха, отчаяния, но и надежды! Они видели Императора. Среди них. В этом аду.
«Государь есть первый слуга и первый солдат отечества», всплыла в памяти цитата из какой-то старой книги, которую его заставила читать Мак. Сейчас она звучала не как красивые слова, а как жестокая необходимость.
Сжав кулаки, Николай сосредоточился. Уроки джинна Они были мучительными, бесконечными, среди грядок с адскими «огурчиками». Но сейчас Сейчас он чувствовал жар Источника в своей искусственной груди крошечный, но его родной. Он поднял руку, представляя сложную руническую последовательность, которую часами отрабатывал в Саду Кольца.
Солнечная сфера! выкрикнул он, и из его ладони вырвался сгусток пламени, размером с кулак. Он пролетел метров десять и врезался в скользкую тварь, пытавшуюся обойти щит с фланга. Чудовище взвыло, забилось, охваченное огнем, и откатилось назад. Скромно. Уровень арканиста-недоучки. Но это была его победа. Его магия. Защищающая его город.
Рядом раздался хриплый одобрительный возглас старого ополченца. Николай почувствовал прилив странной силы не магической, а обыкновенной человеческой.
Держитесь, Ваше Величество! крикнул Рябоволов, отбивая ледяным клинком щупальце, пробившееся сквозь треснувший участок щита. Его протез блеснул, выпуская сноп искр, и демон отпрянул. Я уже разослал приказы! Все Охотники Империи стягиваются к Петербургу! Каждого демона встретят сталью и огнем! Армия Брусилова, закончив с Москвой, развернется и придет к нам на помощь! Держитесь!
Николай знал, что Рябоволов мог просто приказать ему уйти. Или оглушить и унести. Но он этого не сделал. Он говорил с ним, как с союзником? Как с Императором? Этот момент, этот ад был его переломом. Его шансом перестать быть призраком, марионеткой, жалким наследником. Сделать хоть что-то настоящее!
Он вдохнул едкий дым, расправил плечи и указал рукой на группу раненых, которых пытались вытащить из-под горящих обломков кареты.
Туда! его голос, хоть и негромкий, прозвучал четко и властно. Отряд гвардии! Помочь раненым! Отвести за щит! Маги-целители к ним! Он повернулся к группе охотников, отбивавшихся от стаи летающих тварей. Вы! Укрепить левый фланг! Они прорываются у Александровской колонны! Используйте связующие чары! Рябоволов, нужен заградительный огонь по тому зданию! Он указал на дом, из окон которого вели огонь странные гуманоидные создания, в руках они держали странные трезубцы. Разумные демоны. Там чертовы ублюдки бьют по нашим!
Рябоволов, отстреливаясь ледяными иглами, бросил на него быстрый взгляд. И в тех бездонных синих глазах Николай увидел не привычную расчетливую холодность, а подлинное уважение.
Исполняю, Ваше Величество! просто отозвался он, и его трость-артефакт вспыхнула холодным синим светом, нацеливаясь на указанный дом.
Вокруг гремели взрывы, ревели демоны, кричали люди. Но Николай Соболев, Призрак-Император, впервые за свою посмертную жизнь чувствовал себя живым. И нужным. Он стоял на пороге своего дома. И отступать не собирался.
Но что такое боль для Царя Соломона? Старый знакомый. Стимул.
Мы вломились в восточные предместья, как таран. Мои приказы резали воздух: «Вперед!», «Клин на Кремль!», «Никакой пощады изменникам!». Солдаты, некоторые еще и не обстрелянные, шли за мной, подпитываемые яростью от вчерашнего спектакля с Шуйским и диким ревом Феникса, рвущегося к сердцу города. Их глаза были широко раскрыты не от храбрости, а от животного ужаса, смешанного с адреналином.
Вокруг царил хаос, достойный полотен Босха. Улицы сужались, превращаясь в коридоры смерти. Из окон, с крыш, из подворотен строчили пулеметы ЛИР, свистели пули, рвались гранаты. Мои маги выставляли щиты, но они трещали под огнем.
Люди падали. Не всегда мгновенно. Иногда они катались по земле, хрипя, хватая ртом воздух, у некоторых были пробиты животы, из которых выглядывали кишки. А у других хлестала кровь из перебитой артерии.
Но запах Боги, запах! Копоть, порох, испражнения, горелое мясо и эта сладковатая вонь страха, витающая над всем, как туман. Рядом молодой рекрут, только что метивший из винтовки во врага, вдруг упал на колени и его вырвало прямо на сапоги. Другой, чуть постарше, стоял в луже, стекавшей по его ногам из-под мундира, лицо его было маской идиотского ступора. Я видел, как фанатик ЛИР, с ножом в руке, кинувшийся на офицера, получил штык в живот и, умирая, обгадил галифе своего убийцы.