Послушай, Пашка остынь. Олег нахмурился, смотря на него. Ты чего творишь? Мы же
А знаешь, вдруг холодно сказал Павел. Уже всё равно.
В его голосе появилось что-то страшное. Он наставил ружьё на компаньона.
Эй, ты чё? Олег подался назад, вскидывая руки. Не дури!
БАХ!
Выстрел разорвал тишину тайги оглушительным громом. Эхо покатилось между могучими стволами сосен и елей, отражаясь от коры, а птицы поднялись с веток чёрной тучей.
Кабан где-то вдалеке от нас басовито взревел и рванул в чащу. Звук удаляющегося зверя смешивается с предсмертным хрипом Олега, а убийца наводит ружьё на меня.
В критический момент думать некогда только реагировать. Адреналин бьёт в виски, время словно замедляется.
БАХ!
Выстрел Павла грохочет первым. Дробь свистит совсем рядом, сдирая кору с дерева. Если б не рванул в сторону размазало бы по стволу.
Но я успеваю укрыться.
Не останавливаясь, на адреналине, вскидываю ружьё на ходу. Мушка прямо в центр грудной клетки.
БАХ!
Мой выстрел разносится эхом по тайге. Павел отлетает назад. Ружьё выпадает из рук, со звоном ударяется о камень, а он падает на спину в жёлтые опавшие листья, широко раскинув руки. На груди клетчатой рубашки мгновенно расплывается тёмное пятно.
Хорошо попал. Точно наглухо.
Сердце колотится как бешеное, в горле пересохло. Через адреналин пробиваются странные ощущения. В боку словно раскалённое железо воткнули.
Опираюсь о дерево. Ноги слабеют, в глазах темнеет. Вот же чёрт! Неужто задел?
Дыхание даётся с трудом, каждый вдох отдаёт мучительной болью. Рубашка быстро намокает от крови слишком быстро.
Точно задел, зараза!
Тишина давит на уши. Только ветер шелестит в кронах.
Нужно выжить. До просёлочной дороги отсюда три километра через болотистую низину в нормальном состоянии прошёл бы за полчаса неспешным шагом, но сейчас
Всё равно нельзя сидеть на месте, надо действовать. Делаю шаг и у меня подкашиваются колени. Земля под ногами становится ватной, неустойчивой. Падаю на четвереньки, пытаюсь встать руки подводят, растягиваюсь на земле.
Вот же
Кажись, это конец. Не так я его себе представлял, не так.
И самое поганое, что убили меня не волки, не медведь, не холод и не стихия, а обычные люди да «просьба» друга. Да уж, удружил Витек, ничего не скажешь, удружил. Впрочем, какая уже разница
Тайга забирает меня. Медленно, неспешно, как и положено настоящей хозяйке этих мест. Она просто берёт своё. В ноздри ударяет запах прелых листьев, мокрой земли и грибной сырости. Последнее, что слышу это монотонный шорох листвы на ветру да далёкий размеренный стук дятла, который всё долбит свою сосну.
Тайга никогда не осуждает, никого не жалеет. И в этом есть её истинная ценность и честность. Только лес не врёт и не предаёт. Он просто есть, со своими законами.
Жёсткими, но справедливыми.
Да уж, не зря говаривал дед: «Доверяй лесу, а не людям». Лес врать не умеет.
И меня накрывает тишина глубокая как сама тайга.
Я почувствовал прикосновение шершавая, но тёплая ладонь легла мне на лоб. Кожа была грубой, с мозолями, какие бывают у тех, кто годами таскает тяпки и роет землю. Но в этом прикосновении было что-то родное, давно забытое. Тепло разлилось по груди, и я, чёрт возьми, чуть не улыбнулся. Сколько лет прошло с тех пор, как кто-то касался меня так? С такой заботой. Я попытался открыть глаза, но веки были тяжёлыми, как камни.
Ощущения странные, будто испытываю чьи-то чужие эмоции.
Макс, сыночек, очнись, женский голос, усталый, но полный надежды.
Макс? Какой, к чёрту, сыночек?
И тут же в голове будто молния ударила. Я Иван Александрович, егерь, пятьдесят два года, тайга, выстрел
Вот ведь урод этот Павел
Попытался вдохнуть, но грудь сдавило. Сердце заколотилось, шок на миг накрыл с головой как волна. Это не мой дом, не моя тайга. Где я, чёрт возьми?
Я заставил себя открыть глаза. Свет был тусклым, лился из маленького окна, завешенного выцветающей тряпкой.
Надо мной склонилась женщина. Её лицо оно было красивым, но усталость оставила свои следы. Глубокие морщины у глаз, волосы, убранные в простой пучок. Она была моложе меня, но жизнь, видать, высосала из неё всё, что могла. Я смотрел на неё, и в груди что-то сжалось от какого-то смутного чувства, будто я должен её знать.
Макс, ты очнулся! она схватила меня за руку, её пальцы дрожали. Слава богу!
Так, почему я вообще лежу в койке средь бела дня? Солнце так и палит в окно. Непорядок.
Попытался сесть, но тело не слушалось. Руки оказались тонкими, чужими, кожа гладенькая, без шрамов, которые я наживал годами в тайге. Посмотрел на свои ладони мальчишеские, даже без мозолей.
Да это же просто
Это не моё тело!
А ещё от локтя до кистей нанесены какие-то странные, еле заметные красные татуировки. Вот только блеклые, их едва ли видно будто бы ещё пара дней и пропадут.
Пей, женщина сунула мне глиняную кружку с чем-то, что пахло травами и болотом. Я поднёс её к губам, сделал глоток и скривился. Горькое, как полынь, только туда будто ещё сырой земли набросали. Пей, Макс, Ирма была права, эта настойка помогает от твоей хвори!
Я всё ещё не мог осознать происходящее, мысли вихрем кружились в голове, поэтому выпил. Чувствовал, как жидкость обжигает горло.