Рафалов Марк Михаилович - Футбол оптом и в розницу стр 2.

Шрифт
Фон

Один из авторских экземпляров я вскоре вручил своему давнему знакомому, популярному писателю Валентину Викторовичу Лаврову, автору многих исторических детективов и сыну известнейшего в 30-х годах форварда столичного «Локомотива» Виктора Лаврова. Через несколько дней я услышал в телефонной трубке напористый, не терпящий возражений голос: «Вы совершите преступление, если немедленно не начнете писать свою автобиографическую книгу».

Разговор с Лавровым надолго лишил меня покоя. Я стал плохо спать, вскакивать по ночам и записывать какие-то истории своей очень неспокойной жизни. При этом меня начал глодать червь сомнений. Автобиография это совершенно новый для меня жанр, к тому же ко многому обязывающий. Он предъявляет к пишущему особые требования, заставляя ни на минуту не забывать о читателе, для которого автор просто обязан быть интересен. При этом я не забывал известное высказывание классика; «Все интересное прекрасно!» Более того, автобиографическая книга должна быть максимально избавлена от всякой пафосности и естественного для многих людей стремления представить себя в более привлекательном, чем есть на самом деле, виде. С другой стороны, страшно не хотелось обнажаться и демонстрировать читателю некое подобие душевного стриптиза, за который самому же и будет потом стыдно.

Тем временем лишивший меня покоя Лавров при каждом удобном случае разогревал мой уже и без того воспаленный мозг и призывал браться за дело. В мучительных раздумьях и сомнениях провел я несколько месяцев. И вот на пышных торжествах, посвященных 70-летию Валентина Лаврова, состоявшихся 2 мая 2005 года, я встретил руководителей известного книгочеям издательства «Вагриус». Каким-то невероятным способом им за несколько перекуров удалось сломить сопротивление честолюбивого автора. Словом, за все, что я рискнул рассказать в этой книге, должны нести хоть какую-то ответственность милые сотрудники «Вагриуса».

РАСПЯТЫЕ СУДЬБЫ

Не нагонит больше их охрана, Не настигнет лагерный конвой, Лишь одни созвездья Магадана Засверкают, встав над головой.
Плюшевый мишка

Еще до шрамов, оставленных мне войной, я перенес ранение души... Ранение тяжелое, кровоточащее: 26 июня 1938 года был арестован мой отец. Больше я его уже никогда не видел. Мне было тогда 13 лет,

моей сестре всего восемь.

В первых числах июня 1938 года отец уезжал в служебную командировку в Тбилиси. Вместе с отцом ехал его старый товарищ Иосиф Матвеевич Полонский. Исключительная судьба этого человека обязывает Меня сказать о нем хоть несколько слов. В течение многих лет, еще до революции, Полонский был связным Ленина. Член партии едва ли не с первых дней ее создания, Полонский постоянно находился под прицелом царских жандармов. Его неоднократно арестовывали и ссылали на каторгу, где он провел немало лет. Судьбе было угодно так распорядиться, что в конце 30-х Годов Полонского вновь арестовали. На этот раз сотрудники НКВД. К послужному списку каторжанина прибавилось еще 17 лет, которые провел он в сталинских лагерях. После XX съезда КПСС он был полностью реабилитирован.

Здесь я должен, мне кажется, сделать одно пояснение. Приводя некоторые подробности биографии сослуживцев и товарищей отца, я отнюдь не стремился как-то их приукрасить или подчеркнуть, как может кому-то показаться, их ущербность. У каждого человека одна жизнь и одна биография. И представлять их нужно такими, какими они были, не дозволяя своему перу склоняться «влево» или «вправо» в зависимости от политической конъюнктуры. Полагаю, что читателю вполне по силам самому во всем разобраться.

Подробности той поездки отца хорошо помнит моя сестра Юля, которая тоже ехала вместе с отцом. Он должен был оставить Юлю в Харькове нашей бабушке по материнской линии Марии Андреевне Кузиной. Наша мама была родом из Харькова. Ее родители, Мария Андреевна и Петр Павлович Кузины, дворяне по происхождению, всю жизнь прожили в Харькове, в Армянском переулке.

Бабушка до войны обычно снимала под Харьковом, в поселке Южном, комнату и с удовольствием (так мне по крайней мере тогда казалось) почти ежегодно брала с собой на отдых то меня, то Юлю.

В дороге отец купил сестре маленького плюшевого медвежонка со смешно высунутым красным язычком. В передних лапах плюшевый зверь сжимал шоколадку.

Этот медведь по сей день как самая дорогая реликвия живет в московской квартире сестры. Старый добрый плюшевый зверь забавляет уже третье поколение нашей семьи. После Юли мишка стал любимой игрушкой ее дочери Лены, а позже с ним играл маленький Сашка сын Лены и внук моей сестры. Ныне любимой игрушкой Саши стал компьютер.

Тогда, в начале июня 38-го, никто еще не знал, что Юля в последний раз видела отца.

Отец

Наша мама, Вера Петровна Кузина-Рафалова, не очень любила рассказывать об отце; Точнее, она не обо всем рассказывала нам с сестрой. А настаивать на подробностях, огорчать мать нам не хотелось. В марте 1981 года в стене колумбария Ваганьковского кладбища появилась скромная доска с надписью: «Рафалова Вера Петровна. 19001981».

После похорон мы с Юлей стали все чаще вспоминать детские годы и наших родителей. Когда в Москве развернул свою работу «Мемориал», когда прошла Неделя совести, мы с печальной растерянностью убедились, что очень мало знаем и помним о своем отце! Предстояло многое вспомнить, собрать по крупицам, найти документы, обратиться к архивам.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

БЛАТНОЙ
18.4К 188