Магда села на кровать, поправила волосы, подняла распухшее от слез лицо; в глазах не было вопроса:
Роберт, я знаю, что ты хочешь мне предложить. Тебе я бы их доверила. Но что будет потом, когда все кончится?! Что будет с ними? С кем они будут? Куда попадут? Что там с ними сделают? Какая у них будет жизнь?
Мы не вправе решать за детей, Магда.
Почему ты так говоришь?.. За Гретой ты признал это право. Она ушла от тебя, чтобы сохранить детей, а я вернулась Мы обе с ней за них все выбрали. В тридцать девятом.
У меня в Германии еще четверо.
Дети Лея это не дети Геббельса!
Дети все одинаковы.
Не лги! вдруг закричала она, срываясь с места и ударяя кулаками ему в грудь. Не смей мне лгать! Не смей! Лгать! Мне!.. Правила поменяются! Если моих детей и не бросят в печь как дрова, то жизнь у них будет такая, что я лучше задушу их своими руками, вот этими руками она продолжала бессильно барабанить ему в грудь, как в стенку.
В дверь постучали. Лея вызывал к себе фюрер.
Гитлер принял его в спальне нижнего «этажа». Если бы не узкая кровать, застеленная грубым солдатским одеялом, и не две маленькие фотографии матери и Ангелики Раубаль в рамках, Лей не догадался бы о предназначении этой комнаты: так в ней было убого. Гитлер сидел на стуле у стола (здесь не было даже кресел); на такой же стул он кивнул Лею. Молча протянул листок с расшифрованной радиограммой.
22. 04.1945
Хуммелю, Бергхоф
С предложенным перемещением за океан, на юг, согласен.
Борман
Я не хочу это обсуждать, устало сказал Гитлер, когда Лей положил листок обратно на стол. Борман все объяснит, конечно, он это умеет. Но мне это не нужно. Я решил. Борман останется в Берлине. А в Альпы улетите вы. Это приказ. Он тоже не подлежит обсуждению.
В конце 44-го года около девяноста процентов всего партийного золотого и платинового запаса было переплавлено в особые слитки и размещено на территории «Альпийской крепости». «Секрет» партийного золота Гитлер разделил с Борманом и Леем: каждый из этих особо доверенных его соратников владел своей третью.
Тогда же, в декабре, во время одной из ночных бесед, Лей прямо спросил Гитлера, почему бы ему не разделить «секрет» пополам и не оставить при себе кого-то одного. «Потому что я пока не могу выбрать между вами, ответил Адольф. Борман лучше вас сделает техническую работу, но передать ему все карты и коды значило бы засушить идею в зародыше. А вы сумеете».
Оба, конечно, хорошо помнили этот разговор. Похоже, теперь фюрер просто нашел повод?
Я хотел задержать вас еще на день Но лучше вам улететь сегодня. Гитлер, приподнявшись, достал из ящика тонкую кожаную папку. Здесь всё. Это мое так сказать, «возвращение». Возьмите.
Лей взял папку и встал.
Нет подождите, Гитлер снова пошарил в ящике. Еще вот это Достаточно только раскусить конец мгновенный.
Крохотная капсула в папиросной бумаге.
Лей покачал головой:
Спасибо. Но я никогда не понимал смысла Без сознания ядом не воспользуешься, а в сознании я предпочел бы умереть от пули.
Да, да, я тоже, закивал Гитлер. А у меня пропал ее браунинг, тот, помните? вдруг пожаловался он.
Лей сунул руку за пазуху. Там у него, в потайных карманах форменных рубашек, всегда лежал маленький именной браунинг, словно приросший к его телу и сжившийся с ним за последние шесть лет.
Как?.. обомлел Гитлер. Откуда?
В сентябре тридцать девятого мне его передал гауляйтер Мюнхена Вагнер. Его нашли рядом с Юнити. Она из него стрелялась. Он именной ко мне и вернулся.
Она его у меня взяла. Тогда, перед тем, как Господи! А я все перевернул в спальне! Чуть с ума не сошел!
Он бережно взял в обе руки «браунинг Ангелики».
Он заряжен, предупредил Лей.
Да да Гитлер совсем близко поднес его к глазам и все продолжал приближать. Лей с досадой отвернулся.
Гитлер плакал. Лей видел это второй раз: первый после потери Гесса.
Но сейчас слабость фюрера показалась неуместной. От него требовались решения,
ясная голова, твердость и воля. От него еще чего-то ждали.
Сам Лей давно понял, что ждать нечего. Но не плакать же теперь всем, по глупым поводам, тем более если ты не один. Гитлер его, по-видимому, не стеснялся. И это было неприятно, как-то окончательно тяжело.
Вы хотите, чтобы я вылетел сегодня? резко спросил он.
Гитлер вздрогнул и поднял голову.
Да Роберт, прямо сейчас, он поднялся и протянул руку. Прощайте.
Я вернусь через три дня и доложу, четко произнес Лей, пожимая холодную как лед руку.
Кивнув, он вышел, может быть, несколько поспешней, чем следовало бы. Но это только для того, чтобы избежать чего-то, еще более неприятного и ненужного никому.
Покидая бункер, он никого не встретил, кроме охраны. Двери в комнаты Геббельсов были закрыты: по-видимому, Магда укладывала детей спать. Роберт поколебался лишь секунду-другую. «Ладно, вернусь, еще раз поговорю с ней», решил он.
Лей собирался подняться на «Шторхе» с автострады, у Бранденбургских ворот, затем через Рехлин, дальше на юг. Но генерал СС Бергер, здешний «адъютант-распорядитель» и, конечно, гиммлеровский шпион настойчиво предлагал другой маршрут: в бронеколонне до аэродрома Гатов, а оттуда на «юнкерсе» в сопровождении из тридцати истребителей «куда прикажете».