Ты их знаешь? спросил Тимур у сидевшего рядом израненного хорасанского воина.
Моя жена и сын, тихим голосом произнёс хорасанец и звериным взглядом уставился на насильников. Возле воина валялись сабля и сайдак*, с двумя оставшимися неиспользованными стрелами. Но воин не в состоянии был вступиться за родных, так как все кости его рук и ног были переломаны. Было видно, что аскар* не в состоянии даже двигаться.
Вот это встреча! с восторгом воскликнул Сейф ад-Дин, Не зря же я сегодня так молился о подобной встрече. Настигла, наконец-то кара Всевышнего и этого подлого хыянэтче*!
Ты его знаешь? спросил Тимур.
Это тот самый подлый чуябури*, который пригрелся в нашем доблестном войске, являясь таваджи* Бури. Но вчера у этого изменника помутнился рассудок и он перебежал к душманам*.
Я не изменник, подал голос Кара-Кончар, Я жангчи* Хорасана и тоже верно нёс куч* своему халку*, и его законному правителю Гияс ад-Дину, как и ты нане служишь Самарканду. Быть айгокчи*, это тоже куч*, достойный настоящего воина.
Айгокчи*, это самое подлое, из всего, что только есть на целом свете, перебил хорасанца Сейф ад-Дин.
Но только в том случае, если польза от этого куча* не тебе, вмешался в разговор Мир Сейид Береке*.
Твоя вина и беда в том, хорасанец, спокойно произнёс Тимур, обращаясь к Кара-Кончару что служил ты не тому, кому следовало бы.
Когда, где и какому правителю служить, на всё воля Всевыщнего! ответил Кара-Кончар,
пристально взглянув в глаза завоевателю.
Продолжайте, тихо сказал Тимур, обращаясь уже к своим гулямам* и продолжил спокойно наблюдать за тем, что на его глазах возобновилось далее. Чагатайцы продолжили измываться над жертвой, избивая и насилуя её с ещё большим азартом. Когда все насытились, к лежавшей, казалось бы, без чувств женщине, подошёл Конхур и навалился на неё своим громадным тучным телом. Он насиловал женщину с пристрастием, одновременно кусая её за верхние части тела, да так что из ран начала обильно хлестать кровь. Казалось, что при каждом его движении, у несчастной трещат кости. При этом женщина вскрикивала, но и сильно кричать уже не могла. У неё просто, не оставалось сил. Закончив насиловать, Конхур в последний момент экстаза вцепился жертве зубами в горло, и рыча словно дикий зверь, стал с силой рвать эту плоть на части. Женщина захрипела и стала биться в конвульсиях, но вскоре затихла и обмякла совсем. Конхур поднялся с бездыханного тела женщины и стал приводить в порядок одежду. В это же время, один из чагатайцев* подошёл к жертве и начал тыкать в её бездыханное тело копьём, проверяя окончательно, не подаёт ли несчастная хоть какие-то признаки жизни.
Конхур у нас, настоящий конхур*! с улыбкой произнёс Сейф ад-Дин и взглянул на Тимура. Но тот, молча, с невозмутимым лицом, смотрел на происходяшее.
Тебя же всё считают мудрым, справедливым, милостливым и благоразумным, останови этих извергов, шевелясь из последних сил и страдая от боли, обратился к Тимуру Кара-Кончар, Где же твои милосердие и благоразумие? Чем перед тобою провинилась моя несчастная семья?
Заткни ему пасть! прошипел Тимур, обращаясь к Конхуру. Тот подошёл к несчастному, и замахнувшись своей гурзи*, с силой ударил ею Кара-Кончара по зубам. Зубы хорасанца вылетели из челюстей, а сломанная в двух местах нижняя челюсть обвисла. Нос свезло от удара головкой гурзи*, и изо всех повреждённых частей нижней части лица обильно хлынула кровь. Кара-Кончар потерял сознание.
Удовлетворённые насильники поправляли одежду и что-то бормотали между собой. Затем, один из чагатайцев кинжалом отрезал женщине голову. Увидев это, ребёнок закричал диким истощным воплем. Тогда другой чагатаец, вытащив свой кинжал, спокойно отрезал голову малышу. На мгновение очнувшись, Кара-Кончар что-то прохрипел, и от безнадёжности задёргал плечами и головой. Чагатайцы отрезали голову и ему. Один из гулямов* взял все три головы за волосы, отнёс и бросил их в находившуюся недалеко кучу. А Тимур и его свита продолжали спокойно наблюдать за тем, что творилось на их глазах, не говоря своим, творившим безпредел воинам ни слова.
Напрасно мои аскары* бросают головы хорасанских вояк в одни кучи с простыми горожанами, наконец обратился Тимур к Сейф ад-Дину, Мы не сможем посчитать чистые потери их войска.
О Амир-ал-умар*! ответил тот, Я прикажу разделить головы
Теперь не стоит, уже поздно, прервал его Тимур, Большинство отрубленных голов в кучах без головных уборов. Как ты отличишь голову ихнего воина от простолюдиновой? Твой приказ внесёт ещё большую неразбериху. Проследи лучше, чтоб пересчитали наших воинов перед погребением, или мы не будем знать, даже о количестве своих потерь. И ещё! Срочно прикажи пригнать сюда сотню пленных хорасанцев, из тех, что мы взяли в ближних селениях. Пусть таваджи* отберут в эту сотню, наиболее трусливых и впечатлительных. Эти хорасанцы пусть насмотрятся на наши зверства, увидят кучи отрубленных голов, сожжённые и разграбленные жилища, обезглавленные тела женщин, стариков и детей. Пленным нужно вбить в головы, что это случилось из-за глупости и непокорности тех их правителей, что отказались сдать мне без боя Фурандж, а также напрасную гибель моих воинов. Затем эту сотню необходимо скорее направить в Герат и его окрестности. Пусть сеют там страх, панику и неразбериху.