III
Всю весну и лето мы оставались пленницами в доме Харана. Мы так и не побывали в великой библиотеке и в храме, не посмотрели на обелиск, не видели ни одного из маленьких сфинксов, угнездившихся на стене гавани. Вот уже несколько недель Йолта не заговаривала о Хае, но я догадывалась, что именно о ней думает тетка, беспокойно ерзая в кресле.
Тетя, сказала я, не в силах больше терпеть наше жалкое положение, мы приехали сюда искать Хаю. Давай найдем ее, пусть и против воли Харана.
Во-первых, дитя, мы приехали сюда не только за этим, начала она. Наша цель была еще и в том, чтобы уберечь тебя от темницы Ирода Антипы. Если мы пробудем в Египте достаточно долго, то преуспеем
хотя бы в этом. Что же касается Хаи Она покачала головой, и вернулось прежнее выражение сосредоточенной печали. Все сложнее, чем я думала.
Пока мы сидим взаперти, отыскать ее не удастся, заметила я.
Даже если мы сможем свободно перемещаться по городу, я не знаю, с чего начать, если, конечно, Харан не направит нас.
Мы можем поспрашивать о Хае на рынках, в синагогах. Мы могли бы Даже мне было понятно, насколько жалкой выглядит моя затея.
Ана, я знаю Харана. Если нас поймают за пределами дома, он сдержит слово и даст ход обвинениям против меня. Иногда мне кажется, что он только этого и ждет. Я окажусь в тюрьме, а вы с Лави на улице. Куда вы пойдете? Как сможет Иуда передать вам весть, что пора возвращаться?
Я устроилась на леопардовой шкуре у ног тети, касаясь щекой ее колена, и устремила задумчивый взгляд на фреску с изображением лилий, украшающую стену. На ум мне пришли другие стены: сложенные из глины стены Назарета, его земляные полы, крыши из глины и соломы, которые надо постоянно чинить, чтобы уберечься от дождя. Простота тамошней жизни никогда меня не смущала, но я не скучала по ней. Если мне чего и не хватало, так это Марии и Саломеи, помешивающих варево в горшке, моей козы, которая всюду за мной ходила, а еще Иисуса всегда Иисуса. Каждое утро я открывала глаза с мыслью о том, что он далеко. Я представляла, как он поднимается со своего тюфяка и повторяет слова Шма или уходит в холмы молиться, укрывшись плащом. Тогда моя печаль становилась невыносимой и я тоже вставала с постели, брала чашу для заклинаний и пела записанные в нее молитвы: «София, дыхание Господне, обрати мой взор на Египет. Пусть земля, бывшая узилищем, станет землей свободы. Направь меня в обитель чернил и папируса, место, где меня ждет возрождение».
Эта ежедневная утренняя молитва связывала нас с мужем, но я брала в руки чашу не только ради нее. Я тосковала как по нему, так и по себе. Но разве можно родить хоть кого-то, оставаясь в заточении?
Пока я рассматривала лилии, мне в голову пришла одна мысль. Я выпрямилась и перевела взгляд на Йолту.
Если в этом доме есть какой-то ключ, который подскажет нам, где сейчас Хая, он может быть спрятан в скриптории. Там стоит большой шкаф. Не знаю, что в нем хранится, однако Харан никогда не оставляет его открытым. Я могу поискать там. Раз уж нам нельзя свободно перемещаться, я могу хотя бы разведать.
Тетя не ответила, и выражение ее лица никак не изменилось, но я готова была поспорить, что она не пропустила ни слова.
Ищи бумаги об удочерении, сказала Йолта. Ищи все, что сможет нам помочь.
IV
Когда я открыла дверцы, они издали скрип, напоминающий жалобу лиры в неумелых руках, и я похолодела, потому что Фаддей зашевелился в кресле, но тревога оказалась ложной. Сотни свитков смотрели на меня стеной немигающих глаз из специальных отделений, в которых они громоздились ряд за рядом, плотно прижатые друг к другу.
Я решила как оказалось, верно, что нашла личный архив Харана. Интересно, по какому принципу рассортированы документы: по темам, по годам, по языку, по алфавиту или по какой-то другой, известной только хозяину системе? Покосившись на Фаддея, я вытащила три свитка из верхнего левого угла и закрыла шкаф, но запирать не стала. Первый папирус оказался записью на латинском языке, удостоверяющей римское гражданство Харана. Во втором Харан упрашивал некоего Андромаха вернуть ему черную ослицу, украденную из его конюшни. В третьем обнаружилось дядино завещание, согласно которому все его богатство переходило к старшему сыну.
Каждое следующее утро я доставала ключ и вытаскивала из шкафа по нескольку свитков. Сон Фаддея длился обычно чуть менее часа, но я боялась, что он может пробудиться слишком рано, поэтому читала лишь половину этого времени. Каждый изученный свиток я помечала крошечной чернильной точкой. Длинные рукописи по философии лежали вперемешку с письмами, приглашениями, молитвами и гороскопами.
У меня создалось впечатление, что Харан записывал все. Если жучок погрыз хотя бы один листок папируса, растущего на его поле, дядя сочинял слезницу, в которой требовал принесения в жертву трех растений. Поиски продвигались медленно. Два месяца спустя я изучила только половину свитков.
Сегодня было
что-нибудь интересное? спросила как-то Йолта, когда я вернулась на нашу половину дома. Каждый день один и тот же вопрос. Из всех человеческих чувств надежда самое загадочное. Подобно голубому лотосу, она растет, зарождаясь в глубине нечистых сердец, и не теряет красоту до самого конца.