Я перевела взгляд на тетку. Глазные яблоки двигались под закрытыми веками может, ей снился сон? Тут сквозь прореху в соломенной крыше прорвался луч света, упал ей на плечо и протянулся по земляному полу к моим ногам.
Я следила за ним с любопытством. Луч света, соединяющий нас. В нем я увидела знак, обещание, которое мы с тетей дали друг другу, когда мне было четырнадцать. Обет никогда не расставаться, как Ноеминь и Руфь: куда я, туда и она, мой народ будет ее народом. Но пока я стояла и смотрела, луч угас и растворился в ярком утреннем свете.
Я опустилась на колени и поцеловала тетку в лоб. Она открыла глаза.
Я ухожу с Иисусом.
Йолта подняла руку в знак благословения и сказала сонным голосом:
Сохрани тебя София.
Тебя тоже. Теперь спи.
Я быстро ушла. Во дворе Иисус прощался с Марией и Саломеей.
Когда вы вернетесь? спросила его мать.
Не знаю. Через две недели, может, три.
Я оглянулась на кладовую, и меня охватил ужас. Я сказала себе, что для своего возраста Йолта еще крепка и ничем не болеет. Я убеждала себя, что в том случае, если Иисус решит последовать за Иоанном вместе со мной, он возьмет и тетку. Он не сможет нас разделить. Луч света, соединивший нас, не удастся прервать.
XXIV
своим возлюбленным.
На шестой день мы повстречали Иоанна Крестителя на каменистом берегу реки недалеко от Мертвого моря. Людей было так много, что пророку пришлось взобраться на кучу камней и проповедовать оттуда. За ним, вдали от толпы, стояла группа из двенадцати или четырнадцати мужчин, которых я приняла за его учеников. Двое из них показались мне странным образом знакомыми.
Хоть Иисус и описывал внешность Иоанна, вид пророка ошеломил меня. Он был бос и худ, черная борода разметалась по груди, а волосы ложились на плечи тусклыми кольцами. Он был в подхваченном на талии рубище из верблюжьей шерсти, которое едва доходило до середины бедра. Причудливый облик Крестителя вызвал у меня улыбку, но не потому, что он выглядел глупо. Я была рада видеть, что человек может вырядиться подобным образом и все равно считаться избранным пророком.
Мы обогнули толпу по краю, стараясь протиснуться как можно ближе к Иоанну. Было уже довольно поздно, и от облаков, сгрудившихся над известняковыми холмами, веяло прохладой. Тут и там горели небольшие костры, и мы подошли к одному из них погреть руки.
Иоанн убеждал толпу отвратить сердце от денег и алчности: «Какое добро принесут вам монеты? Уже и секира при корне дерев лежит, ибо приблизилось царствие небесное ».
Я наблюдала за Иисусом: он наслаждался словами пророка. Глаза у мужа сияли, грудь часто вздымалась, он слушал очень внимательно.
Речь Иоанна о последних днях показалась мне бесконечной, я уже начинала терять терпение, но внезапно он обратил свой гнев на Ирода Антипу, обличая жадность тетрарха и пренебрежение законом, порицая его за украшение дворца в Тивериаде сонмом кумиров. Не пощадил пророк и храмовых служителей: их он обвинял в том, что они наживаются на совершаемых жертвоприношениях.
Я знала, что Иисус спросит моего мнения об этом удивительном человеке. Что я скажу? Иоанн чудаковат и удивителен, его слова о конце времен беспокоят меня, но в нем есть обаяние и сила. Моим разумом он не завладел, однако же толпа была в его власти.
Человек в черно-белых одеждах, какую носили саддукеи, принадлежащие к иерусалимской аристократии, прервал Иоанна вопросом.
Кто ты? Некоторые называют тебя самим воскресшим пророком Илией, рокотал он, но что скажешь ты сам? Жрецы отправили меня узнать.
Один из учеников Иоанна, тот, чье лицо показалось мне знакомым, крикнул в ответ:
Так ты шпион?
Этот ученик один из рыбаков Капернаума, что приходили к нам, тот, на чьей лодке ты рыбачил! воскликнула я, оборачиваясь к мужу.
Иисус тоже узнал его:
Это мой друг Симон. Он присмотрелся к остальным ученикам: А вот и Андрей, его брат.
Симон продолжил наседать на саддукея, требуя, чтобы тот назвался.
Лицемер! бушевал он. Оставь нас и возвращайся к своим набитым золотом сундукам в Иерусалим!
Твоего друга легко вывести из себя, мягко заметила я Иисусу.
Он улыбнулся:
Однажды он грозился выкинуть за борт человека, который обвинил его брата в обмане при подсчете улова.
Иоанн поднял руку, останавливая крикунов:
Ты спрашиваешь, кто я, и я отвечу. Я глас вопиющего в пустыне.
Его слова потрясли меня. Я вспомнила надпись в моей чаше для заклинаний: «И когда я обращусь в прах, пропой чти слова над моими костями: она была голосом». Я закрыла глаза, представляя, как эти слова восстают со своего чернильного ложа и бегут с поверхности чаши, а нарисованная на дне фигурка подскакивает и кружится по краю сосуда в танце.
Что с тобой, Ана? Почему ты плачешь? Иисус обнял меня за плечи.
Я дотронулась до лица и почувствовала влагу под пальцами.
Иоанн глас, только и смогла выговорить я. Каково это так заявить о себе? Я пытаюсь представить.
Когда Иоанн призвал собравшихся покаяться и очиститься от грехов, мы вошли в воду вместе со всеми. Меня вело не желание отвернуться от закона Божьего, а только лишь стремление избавиться от страха, покончить с омертвением души. Я просила искупления за свое молчание, за скудость надежды. Думала о том, кем хочу родиться вновь.