Ты. Своим примером.
XII
Она останется, а я уйду. Мне не хотелось расставаться, но я знала, что подруге будет лучше здесь, с Лазарем, Марией и Марфой. Теперь она их младшая сестра.
К тому же здесь она будет в безопасности, заметил Иисус. Назарет слишком близко от Иафии.
Об этом я даже не подумала. Если Тавифа объявится в Назарете, до ее родственников наверняка долетят слухи, и за ней придут: отошлют обратно в Иерихон или снова продадут.
Я хочу кое-что рассказать тебе на прощание, сказала я подруге.
Она отложила лиру.
Уже давно, после того дня, когда я приходила к тебе домой, я записала твою историю на папирусе. Я поведала о твоей ярости, когда ты стояла на улице и кричала о том, что с тобой сделали, и о том, как после тебя заставили замолчать. По-моему, любая боль в мире должна выйти наружу, Тавифа. Вот почему ты кричала на улице об изнасиловании, и вот почему я описала твою судьбу.
Она не сводила с меня немигающего взгляда, а потом притянула к себе и крепко обняла.
Йолта, Мария, Юдифь, Иаков и Симон все высыпали нам навстречу, когда мы вошли в ворота нашего дома в Назарете. Юдифь и та поцеловала меня в щеку. Мария взяла сына под руку и повела нас через двор к большой, выложенной камнем лохани. По существовавшей у нас традиции, те, кто оставался дома, омывали ноги паломникам, побывавшим на Пасху в Иерусалимском храме.
Мария жестом велела Юдифи снять с меня сандалии, но невестка то ли не поняла, то ли не захотела подчиняться. Вместо этого она наклонилась и развязала ремешок сандалии Иисуса. Мария пожала плечами и оказала мне честь сама: плеснула на ступни холодной водой, придерживая меня за лодыжки.
Как там в храме? спросил Иаков.
Произошло нечто удивительное, ответил ему Иисус. Во дворе язычников приключилось паническое бегство агнцев. Каким-то образом они вырвались из своего узилища. Он улыбнулся мне.
Это было Я подбирала нужное слово.
Незабываемо, закончил муж за меня, пихнув мою ногу под водой.
XIII
я не могла остановить спазмы, толчками выбрасывая воздух над горшком для отходов. Когда боль утихла, я умылась, очистила тунику от следов рвоты и печально поплелась на поиски тетки. В конце концов масло черного тмина подвело меня.
За последние несколько лет наша коммуна пополнилась. Муж Саломеи умер, и мы все отправились в Бесару на поминальную трапезу, а потом перевезли домой вдову, бездетную и нищую, поскольку все скудное имущество мужа Саломеи перешло к его брату. На следующий год к нам переехала жена Симона Береника, у которой вскоре родился ребенок. Юдифь ответила на это рождением третьего. И вот теперь у нас будет еще один младенец.
Рассвет только занялся. Иисус ушел молиться в холмы. Я была рада этому: не очень-то мне хотелось, чтобы он видел мое опечаленное лицо.
Йолта сидела на полу в кладовой и ела нут с чесноком. От запаха меня чуть снова не вывернуло наизнанку. Когда тетя отставила в сторону чашку с вонючим содержимым, я опустилась на пол, положила голову ей на колени и сказала:
Я беременна.
Йолта погладила меня по спине, и мы помолчали.
Точно? спросила она через некоторое время.
Регулы запоздали, но я не придала этому большого значения. Так уже бывало. И только сегодня, когда меня вырвало после завтрака, я поняла. Сомнений нет. Я беременна. Я выпрямилась в порыве внезапной ярости: Иисус скоро вернется с молитвы, но я не смогу рассказать ему только не сейчас, только не в таком состоянии.
Меня охватило странное оцепенение, почти ступор. Но в глубине души клокотали смутное разочарование, страх и гнев.
Дай себе время, посоветовала тетя. Столько, сколько нужно. Если муж спросит, скажи, что тебя беспокоит живот. В этом есть и доля истины.
Шесть лет я глотала проклятое масло. Я поднялась на ноги, чувствуя, что гнев вот-вот прорвется наружу. Почему же сейчас оно меня подвело?
От всего не убережешься. В глазах Йолты вспыхнул лукавый огонек. Ты и без того слишком долго испытывала судьбу.
На следующий день Иисус отправился в Кислоф-Фавор поискать работу. Когда через четыре дня он вернулся, я встретила его у ворот, поцеловала в губы и щеки, потом взяла за руки и сказала:
Тебе пора подстричься.
Садилось солнце, в небе бушевали яркие краски оранжевая, синяя и красная. Иисус прищурился, и его лицо осветилось улыбкой, которую я так любила.
Правда? Кудри доходили ему до плеч. Он запустил пятерню в волосы и заметил: Я думал, длина в самый раз.
Тогда придется тебя огорчить: завтра утром я пойду с тобой в горы, подожду, пока ты помолишься, а потом подстригу тебя.
Я всегда стригся сам. Он с любопытством уставился на меня.
Что объясняет, почему у твоей шевелюры такой неухоженный вид, поддела я его.
Мне нужно было выманить мужа из дома, увести подальше от людей и вечной суеты, чтобы мы могли остаться одни и никто нам не мешал. Я чувствовала, что он догадывается о моих намерениях, знает: дело вовсе не в волосах.
Хорошо, что ты дома, добавила я.
Он подхватил меня и закружил, отчего снова поднялась волна тошноты: мой беспокойный живот, как назвала его Йолта, доставлял неудобство не только в утренние часы. Я зажмурилась и прижала руку ко рту, другая же сама собой скользнула к чуть округлившемуся животу.