меня в блуде, воровстве и нарушении заповедей, успели дойти до них?
Я осмотрелась: три маленьких глинобитных домишки, сложенные на скорую руку; пять или шесть комнат, выходящих во двор; лестница, по которой можно попасть на крытые тростником и промазанные глиной крыши. Сможем ли мы с Йолтой сидеть там, делясь секретами?
Я скользнула взглядом по двору: заставленная горшками и прочей посудой печь, дрова, куча навоза, ступка с пестиком и ткацкий станок. А еще огород на самом солнцепеке и сарайчик, в котором обитали четыре курицы, две овцы и коза. Да одинокое оливковое дерево. Я вбирала все это в себя. Здесь я буду жить. Меня словно окатило ледяной водой, но я старалась не поддаваться унынию.
Родня моего мужа сгрудилась в тени единственного дерева. Интересно, где же сестра Иисуса, та прядильщица? На матери были туника из некрашеной ткани и бледно-желтая шаль, из-под которой выбивались пряди темных волос. Я решила, что она должна быть ровесницей моей матери, но годы обошлись с ней куда жестче. Лицо Марии, так похожее на лицо сына, выглядело совершенно измученным: на нем оставили следы постоянные заботы по дому и тревоги за детей. Плечи у нее чуть заметно горбились, уголки рта опустились, но сейчас, в лучах света, просачивающихся сквозь листву, с ожерельем из солнечных зайчиков на шее, она показалась мне красавицей. Я вспомнила признание Иисуса, сделанное в пещере: «В Назарете судачат, что я сын Марии, но не Иосифа. Одни говорят, я родился от блуда матери. Другие называют Иосифа моим отцом, однако считают меня незаконнорожденным, потому что я был зачат до брака».
Добро пожаловать, Ана, сказала Мария и приблизилась ко мне, чтобы заключить в объятия. Моя дочь Саломея вышла замуж всего несколько недель назад и теперь живет в Бесаре. Я лишилась одной дочери, зато обрела другую. Я уловила печаль в ее улыбке, и мне вдруг пришло на ум, что лишилась она не только дочери: смерть мужа оставила ее вдовой всего полгода назад.
Двое молодых мужчин оказались братьями Иисуса: Иакову исполнилось уже девятнадцать, а Симону семнадцать. Оба они были смуглые, с густыми волосами, как Иисус, и с такими же короткими бородами, напоминали его даже осанкой, манерой стоять, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, однако их глазам не хватало страсти и глубины, что таились во взгляде Иисуса. Беременная заноза с колючим языком оказалась Юдифью, женой Иакова. Позже выяснилось, что мы с ней ровесницы: ей тоже было пятнадцать. И все они пялились на меня с немым удивлением:
Можно подумать, к вам во двор забрела двухголовая овца, дала волю языку Йолта.
Я поморщилась:
Познакомьтесь с моей тетей Йолтой.
Иисус усмехнулся.
А она дерзкая, бросил Иаков старшему брату, словно не замечая Йолты.
Именно поэтому она так дорога мне, огрызнулась я.
Позже обнаружилось, что Иисус был в равной мере и миротворцем, и провокатором, однако никогда нельзя было угадать наверняка, какую роль он изберет в тот или иной момент. На этот раз он выступил в качестве миротворца:
Мир вам обеим. Теперь вы наша семья.
Верно, подхватила Мария.
Остальные промолчали. Тетя, прямодушная по своему обыкновению, разворошила осиное гнездо.
Когда с разгрузкой наших вещей было покончено, я попрощалась с Лави.
Я буду скучать по тебе, друг, сказал я ему.
Благополучия вам. Глаза у него увлажнились, и я тоже едва не расплакалась.
Я прислушивалась к грохоту пустой повозки, провожая Лави взглядом, пока он не вывел лошадь за ворота.
Когда я обернулась, все уже разошлась, кроме Йолты и Иисуса. Он взял меня за руку, и прежний мир восстановился.
Мы должны были пожениться в тот же день после захода солнца, но без церемоний. Никакого шествия. Никаких девственниц, поднимающих масляные лампы и призывающих жениха. Ни пения, ни пира. По закону под браком понималось лишь соитие, не более и не менее. Мы станем мужем и женой в объятиях друг друга без посторонних взоров.
Входить в хупу до назначенного часа мне было нельзя, поэтому вторую половину дня я провела в кладовой, где Йолта уже расстелила свою подстилку. Мария предложила ей половину своей комнаты, но Йолта отказалась, сказав, что ей больше по душе соседство с горшками, провизией, мотками шерсти и инструментами.
Неужто они решили, что у нас тут царские хоромы?! передразнила я свою будущую невестку.
А она дерзкая! подхватила Йолта голосом Иакова.
Мы со смехом повалились друг другу в объятия.
Тс-с, нас услышат, приложила я палец к губам.
Мне следует быть тише воды ниже травы?
Никогда, ответила я.
Я обошла небольшое помещение, потрогала
инструменты, провела большим пальцем по заляпанному чану для окрашивания шерсти.
Ты боишься первой ночи? спросила Йолта.
Наверное, так и было какая же девушка не волнуется перед первой ночью, но я отрицательно помотала головой:
Я жду ее с радостью при условии, что не понесу.
Тогда насладись ею, потому что тебе не о чем беспокоиться.
У повитухи в Сепфорисе Йолта раздобыла для меня масло черного тмина гадкую жидкость, куда более действенную, чем все снадобья моей матери. Я глотала его целую неделю. Мы договорились, что Йолта спрячет сосуд с маслом среди своих вещей. Большинству мужчин ничего не известно о способах, к которым прибегают женщины, чтобы избежать беременности. Мужья не особенно задумываются о муках и возможной смерти при деторождении, у них на уме лишь заповедь плодиться и размножаться. Вероятно, когда Господь давал ее, его заботили лишь мужчины, и все они до единого соблюдают этот наказ с редким усердием, чего не скажешь о других предписаниях. Иисус, видимо, отличался от остальных мужчин, но я все же решила пока не сообщать ему о масле.