Знаю! Все знаю! чуть ли не в истёрике бормотал Михаил. Но что же делать? венчаться хотели завтра
Это, Михаил Петрович, уже такое, что я и приличного слова не найду, возмутился Палихин.
Все решили мудрые женщины. Лена остается с матерью, Маргарита будет рядом. Может, все обойдется и удается уехать к своему генералу в Пятигорск, там спокойнее. Михаил же должен немедленно уезжать с красными.
Стахеев поник, ссутулился, даже как-то постарел.
Конечно, еду, сказал он тоскливо. Но верю, что это ненадолго, Леночка. Скоро мы вновь будем вместе. Шкуринская авантюра провалится.
Собирайтесь, торопил Палихин. У нас минуты.
Да, да. Сейчас. Возьму свои бумаги, кое-что из одежды
Пробежали мальчишки, что-то крича, из-за поворота показалось нечто колышущееся, улица наполнилась пронзительно радостными звуками военного марша.
Впереди на гнедых лошадях следовал небольшой, но лихой оркестр, за ним представительный казак в черкеске с крестами на груди, с волчьим знаменем, по сторонам и чуть сзади два ассистента. Только теперь увидела Лена блеск полковничьих погон, папаху, надвинутую на глаза, но это был не он.
А кто впереди? спросила она проворного старика. Где же Шкура?
Соскучилась новобрачная? съязвила Маргарита.
Уж и спросить нельзя? обиделась Лена. Мне же просто интересно.
Конечно, интересно, поддержал ее старичок. Впереди начальник штаба, полковник Слащов, а сам атаман поехал к Деникину.
А откуда вы все знаете? удивилась Маргарита.
Мы, настоящие русские люди, помогаем казакам, ответил тот. И у нас с ними установлена связь.
За Слащовым шла отборная сотня кубанцев все в черкесках, с погонами, с наградами, усатые, есть и бородачи. Шашки начищены, карабины на луке седла дулом вниз на левое колено.
Какие молодцы! восхищался старик. Разве могут их победить взбунтовавшиеся мужики и инородцы-комиссары? Какая-то рвань решила заставить Россию жить по еврейской науке Карла Маркса. Не бывать этому.
За первыми парадными сотнями пошли рваные рубахи, залатанные черкески, карачаевские войлочные шляпы, изношенная обувь
Да-а, изумленно вздохнула Маргарита и грустно передразнила: «Не бывать этому».
чужих вокруг много. Даже Слащов. Донесут Деникину, а того окружают не казаки, а москали-кацапы» не понимающие жизненной сласти. С ними от скуки сдохнешь. Ни горилки вволю» ни песни сыграть» ни с девками повеселиться, ни лезгинку сплясать. А если напьются, то или звереют молча, как Слащов, или часами говорят о судьбах России Учредилка, законный монарх А он, Шкуро, еще потерпит и к Деникину явится народным героем, вождем восставшей Кубани. Должен ведь дать ему звание генерала за Ставрополь. Вот тогда будет и торжественный въезд в Ставрополь и праздник. Казачий праздник!
На телеграфе в Пелагиаде получили сообщение о том, что деникинцы заняли Кавказскую» а на севере от Тихорецкой Кущевку, но еще идут тяжелые бои с войсками Сорокина. Штаб Добрармии пока в Тихорецкой. Шкуро решил ехать на грузовике с четырьмя казаками Кузьменко, Перваковым и двумя пожилыми бородачами точно по фото в журнале «Нива».
Горячее кубанское солнце било в глаза, подпаленные июлем поля просили защиты от москалей и инородцев большевиков, шофер пугался при появлении на дороге людей или автомобилей. Шкуро возмущался: «Видно, ты не наш, не казак не знаешь, что четыре настоящих казака с пулеметами большевистский полк разгонят».
Часа в три приехали на станцию Торговую, легко нашли штаб командира Кубанской конной бригады Добрармии полковника Глазенапа . На площади перед домом с трехцветным флагом пьяные офицеры не в лад орали: «За царя, за Родину, за веру, мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!»
Глазенап сидел в пустой комнате с открытым окном и дымил папиросой. Гостя приветствовал радушно:
О-о! Сам знаменитый Шкура! Поздравляю получил депешу: ваши вошли в Ставрополь.
Спасибо, полковник, только я не Шкура, а Шкуро.
Полковник почувствовал, как задергался у него правый глаз память о славных боях на Румынском фронте в 1916 году. Тогда он с отрядом в 600 человек, пешком громил в горах тылы венгров и баварцев, а при взятии Керлибабы в придачу к огромной добыче к золоту получил контузию.
Ну, Шкуро. Главное, что ваши войска одержали блестящую победу. По рюмочке за ваш успех. Эй, кто там есть? Федор поднос на стол.
У Глазенапа было красное воспаленное лицо, бешено сверкающие глаза глазаст Глазенап. В открытое окно слышалась та же песня: «Скажи же, кудесник, любимец богов» с политическим припевом за царя, за родину, за веру. Подальше от штаба жизнь повольнее.
Они у вас за царя? спросил Шкуро командира бригады, когда выпили по рюмке и закусили малосольными огурчиками.
Да. А ваши?
Мы, казаки, идем под лозунгом Учредительного собрания.
Что еще за лавочка Учредительное собрание? Мы наведем свои порядки.
А генерал Деникин?
Глазенап отмахнулся ладошкой пренебрежительно в, наливая по второй, сказал:
Их там трудно понять. Сложная политика. Продолжим, полковник Шкуро?
Я больше не буду к командующему еду.
Отвезу вас в своем поезде, а вторая рюмка не помеха казаку.