Бегством сумели спастись лишь несколько казаков и их северных союзников. По меркам Крайнего Севера чукчи захватили богатейшие трофеи не только знамя отряда Шестакова, но и 12 кремневых ружей-«фузей», все три нарезные винтовки, дюжину железных кольчуг, столько же ручных гранат и немало холодного оружия.
Ледяной поход капитана Павлуцкого
Большая победа настолько вдохновила чукчей, что они своими набегами буквально затерроризировали окрестности Анадырского острога. В радиусе 200 вёрст от него, по дошедшим до нас русским налоговым документам, на 1730 год числилось 558 «ясачных» коряков, то есть глав семейств, плативших пушную дань в обмен на защиту. И за лето того года ободрённые разгромом отряда Шестакова чукчи убили пятую часть этих российских «налогоплательщиков».
Известие о разгроме и гибели Шестакова его соратник-соперник капитан Павлуцкий, находившийся на Колыме, получил через три месяца. Он тут же двинулся к Анадырскому острогу, которого достиг лишь 3 сентября 1730 года, пройдя за два месяца по безлюдной тундре
казаков волне были способны почти без запинки произнести: «Игыр мыкычьыт энмэч энанмнылявынногьат эмыръавагыргык»
Проблема была в ином стороны жили в слишком разных мирах и просто были не в состоянии постичь психологию друг друга. Пока шли переговоры, одна из корякских пленниц, находившаяся в рабстве у чукчей, бегала на свидания к казаку Анкудинову и рассказала своему «ыгинны» (любимому), как ночью у костра среди своих воинов тойон Наихню, тот самый, чьё войско 10 лет назад потерпело поражение в первой битве с Павлуцким, пел длинную боевую песню Рассказ об этой песне и стал причиной новой русско-чукотской войны.
Подстрочный перевод песни, пропетой свыше двух с половиной веков назад на берегу и ныне почти безлюдной Анадыри, сохранился до наших дней в казачьих отчётах, присланных позднее в Якутск и далёкий Петербург. Со слов толмача Анкудинова и безымянной корякской рабыни было записано: «Он де Наихню соберет всех роду ево северо-восточного моря людей и пойдет к восточному морю, откуда вверх по реке Анадырю, где будет российское войско, то оное смертно побьет, откуда сядет со своим войском в байдары яко на санки и пойдет вверх по Анадырю, а как будет подходить к Анадырскому острогу, то выйдет на превеликое озеро, на коем найдет гусей и уток, коих ничем другим как одною палкою приколотит, а когда войдет в острог, то во оном народу головы и шеи переломает, чем и всех погубит, а острог на огне созжет, и на российской земле со своим войском и оленными табунами будет жительство иметь, дабы и будущим ево в потомках родом было в похвалу, что он северо-восточного моря тоен Наихню российским местом завладел».
Скорее всего, это был обычный для чукотского мужчины-воина ритуальный напев, в котором он славил свою крутость и способность ловко убить всех от уток до русских. Но старый и авторитетный тойон Наихню слишком красиво исполнил свою песню, оснастив её очень уж правдоподобными деталями.
И не менее опытный казачий сотник Василий Шипицын, всю свою жизнь воевавший с опасными чукчами, не стал долго размышлять над психологическими особенностями чукотского фольклора, а принял простые и действенные меры. На следующий день, когда тойоны во главе с Наихню приплыли продолжать странные переговоры (русский сотник уже считал их отвлекающим манёвром), казаки всех зарезали.
«Немирных чюкч искоренить вовсе»
Растерявшись от потери старейшин остальные чукчи уплыли без боя. Но, естественно, с тех пор считали себя в состоянии вечной войны, надолго отказавшись от любых мирных контактов. И спустя десятилетия, когда русские власти предлагали переговоры, чукчи отвечали отказом, напоминая про сотника Шипицына.
Власти Российской империи попытались окончательно решить чукотский вопрос силой. В феврале 1742 года по предложению иркутского вице-губернатора Лоренца Ланга (кстати, бывшего шведского офицера, попавшего в плен еще под Полтавой и прижившегося в России) Сенат в далёком Петербурге издал указ: «На оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить и искоренить вовсе» Тех же кто, сдастся в плен, предполагалось насильно переселить в Якутию.
Для реализации этих планов на Чукотку вновь возвращался Дмитрий Павлуцкий. Получив чин майора и должность Якутского воеводы, этот опытный борец с чукчами к тому времени был «сильно болен ногами», суровый климат Севера довел его до ревматизма. Но за выполнение задачи майор взялся с прежним рвением.
Тем более что сами чукчи не позволяли забывать о себе. На исходе зимы 1742 года их крупный отряд недалеко от Анадырского острога напал на коряков, убив 8 «князцов», глав корякских родов. Через год чукчи вновь появились здесь, 28 февраля 1743 года они угнали табуны корякских оленей. Бросившийся за ними в погоню отряд в 40 русских и коряков попал в засаду превосходящих сил чукчей, и, как позднее докладывалось иркутскому и петербургскому начальству, «едва от них отстоялись с великою нуждою».
Грабительские набеги «настоящих людей» не только подрывали авторитет российской власти, оказывавшейся неспособной защитить своих «ясачных» подданных, но и напрямую задевали интересы русских обитателей Анадырского острога, который во многом обеспечивался пропитанием за счет корякских оленей.