Поистине удивительно слышать! воскликнул Дензих, вытаращив глаза. Подобные видения были лишь Милосердному Пастырю, когда он исступленно молился в келье! Значит, и на тебя снизошла величайшая благодать! Как бы я возрадовался, окажись на твоем месте! Конечно, в таком случае следует помочь! Золото дакийских царей в обители Старшего Брата. Обратись к нему, расскажи о видении.
Но Безносый был не настолько глуп, чтобы не понимать, что как раз этого не следует делать. Главное он узнал. И с еще более таинственным видом промолвил:
На прощанье ангел небесный сказал мне: «Великие деяния предстоят тебе, брат Юргут! Сообщи о моем появлении лишь одному, самому чистому в помыслах брату Дензиху, но более никому! Остальные узнают, когда придет Время Свершений, ибо свершения тем ослепительнее, чем неожиданнее!»
Дада, я буду молчать! восхищенно прошептал гунн, заметно преисполняясь гордости.
На следующий день Фока объявил, что Юлий отныне запретил приводить в подземелье новичков. Его слова повергли тайных братьев в изумление. Эрах спросил, какова причина этого решения.
Изза того, что мы в последнее время приняли несколько новичков, ухудшились нравы, объяснил Фока.
Все почемуто посмотрели на Юргута. Он сделал вид, что не заметил взглядов. Ему и без них было грустно. Томилось его тело, привычное к воинским упражнениям, тосковала душа, сроднившаяся с суровой простотой жизни стана. Дальше произошло неожиданное.
Не слишком ли много позволяет себе Юлий? вдруг прозвучал в тишине чейто гневный голос. Нравы ухудшил он сам! Пользуется лучшими женщинами, пищей, одеждой! Да еще отменяет порядки, заведенные Милосердным Пастырем!..
Голос принадлежал алану Туну. Остальные испуганно замерли. Видимо, возмущение алана копилось долго, коль прорвалось так непроизвольно. Многие братья от столь кощунственных слов побледнели, попятились от алана. Самые робкие накинули себе на голову куртки, дабы не услышать еще более святотатственное. Все стали поспешно разбредаться по своим лежакам. Безносый от удовольствия только обрубками ноздрей шевелил. Хай, как хорошо все складывается!
И тут опомнился Фока. Вскочил на ноги, прогремел:
Слушайте меня, братья! Ни одно слово, сказанное братом Туном во гневе, не должно выйти из этих стен! Нет более худшего греха, чем донос!
Я ничего не скажу! поспешно заявил Безносый. Но почему вы терпите этого сластолюбца?
Фока повернулся к десятнику:
Брат Юргут, завтра я отведу тебя в обитель немощных, к тем, кто нуждается в постоянном уходе.
Что я должен у них делать?
Подавать пищу, убирать за ними, выполнять просьбы. Будь терпеливым!
Хорошо, я согласен терпеть, уныло сказал
Юргут, решив, что настал его День Испытаний. А какую работу выполняет Дзивулл?
Значительно более важную, сурово ответил Фока.
Глава 10ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ ЮРГУТА
1В помещении, куда привели Безносого, стояла удушливая вонь. На топчанах вдоль стен лежали больные. Возле них хлопотали две пожилые женщины и римлянинлекарь. При виде немощных у Безносого опустились руки.
Здесь были два алана, медленно умиравшие от какойто внутренней болезни, от которой тела их ссохлись, почернели. Они беспрерывно кашляли, сплевывая кровь, на их изнуренных лицах жили единственно глаза, запавшие, лихорадочно блестящие, злобные. Один из больных, еще более тощий, чем аланы, то и дело испражнялся кровавой слизью. Под ним надо было как можно чаще менять вонючие шкуры. В углу лежал покалеченный вепрем гот. У другого гота леопард откусил обе ступни. Соседом ему был безногий пастухсармат, у которого вместо рук было два обрубка. Все они то и дело чегото просили, ругались, насмешничали друг над другом, над женщинами, лекарем. Особенно издевались над новым помощником врача. Казалось, ущербность их тел перешла и в ущербность душ. Они вели себя, как злые и мстительные дети.
Эй, гунн! грубо кричал Юргуту безногий германец, к тому же лишившийся глаза. Где ты потерял ноздри?
Как, ты не знаешь? притворно удивлялся его безрукий сосед. Их ему откусила женщина, так сильно воспылала страстью!
Раздавался слабый смех больных. Безносый в бешенстве шарил рукой по поясу, но пальцы натыкались лишь на пустые ножны.
Римлянинлекарь успокаивал багрового от ярости десятника:
Будь терпелив, брат Юргут! Только кротостью мы успокоим ожесточившиеся сердца этих людей.
Но не сострадание останавливало десятника от немедленной расправы над шутником, а мысль о том, что в обители Юлия хранятся сокровища.
Спал он тут же, возле больных, на войлочной подстилке. И во сне владел грудами золота.
Сколько дней Безносый пробыл в помещении для больных, он не знал потерял счет времени. Лишь свет факелов и светильников разгонял вечный мрак подземелья. Его душа все чаще тосковала по вольным просторам, душистым ветрам, запахам трав, ржанию лошадей и многому другому, к чему привычен степняк. Выходить Юргуту разрешалось лишь до поворота, где стояла стража. Пищу больным приносил германец, молчаливый как пень.
Юргут пытался подружиться с лекарем, но римлянин был постоянно озабочен и занят приготовлением лечебных настоев из трав, на поиски которых он часто поднимался на поверхность. Обе женщины, помогавшие лекарю, оказались глухонемыми, с ними надо было объясняться знаками, чего десятник делать не умел. Приходилось терпеть и ждать. Изредка в помещении появлялись Эрах или Фока. Они о чемто беседовали с лекарем на прищелкивающем языке, обходили больных, ласково утешая их, потом спрашивали у Юргута: