Томительный покой Неподвижность
И чудилось, все окружающе́е́ убаюкано песней туйдука, на котором играл загорелый юноша, примостившийся под навесом.
Это был Алты.
Отара, которую он пас, верблюды, колодец все принадлежало его новому хозяину, Багыбе́к-баю. Алты работал у него подпаском вот уже больше трех лет. За это время он вытянулся, возмужал, лицо прокалили солнце и ветры, на щеках и верхней губе пробивался темный пушок. Сам Алты считал себя уже совсем взрослым и досадовал, что его все еще держат в подпасках. Он мог бы быть и чабаном; чабаны зарабатывали втрое больше, чем подпаски. Но бай попался жадный, расчетливый, он спрашивал с Алты как со взрослого, а платил гроши. Алты уже подумывал, как бы удрать отсюда. В любом другом месте ему наверняка платили бы как чабану.
В этот полдень Алты остался при отаре один: чабан ушел к соседям. И в лад своим невеселым мыслям подпасок выводил на туйдуке грустную, заунывную мелодию.
Чьи-то шаги заставили его прервать песню и резко обернуться.
К навесу приближались два путника. Они вели в поводу верблюда. Один из них был неприметен, другой сразу обращал на себя внимание он многим отличался от местных жителей: одежда и сапоги брезентовые, на голове соломенная шляпа. Она делала его похожим на гриб. Усы густые, но аккуратно подстриженные, нижняя губа короче верхней, из-за этого два передних зуба выступали наружу. Но лицо доброе, усмешливое.
Подойдя, он поздоровался с Алты по всем правилам приветственного церемониала, справился о его здоровье и лишь после этого спросил:
Сынок, у тебя чала не найдется?
Алты кивнул:
Найдется.
Будь добр, налей миску, а то совсем уморились.
Он говорил чуть глуховато. Алты посмотрел на него с любопытством.
А вы кто такие? Куда путь держите?
Незнакомец сел на войлочную кошму, снял пропотевшую шляпу, отбросил ее в сторону, взмолился:
Ты бы лучше с чалом поторопился, а не с расспросами! Меня зовут Мотды́! Подробности после.
Спутник Мотды, худощавый, с жидкой бородкой, сидел, скрестив ноги, прямо на песке и помалкивал. Алты решил, что это провожатый. Юношу распирало от любопытства, но гостей мучила жажда, и Алты, не мешкая, наполнил миску сюзьмой , развел ее водой из колодца; колодец был закрытый, глубокий, и вода в нем холодная, несмотря на жару. Мотды залпом выпил две миски подряд; на лбу, на щеках, даже на подбородке, заросшем черной щетиной, выступили крупные капли пота, а взгляд посветлел, оживился. Теперь Мотды был уже готов удовлетворить любопытство Алты:
Я, сынок, батрачком. Знаешь, что это такое?
Глаза у Алты округлились:
Батырачком? Это по-нашему сильный, когда голодный.
Мотды громко рассмеялся:
Нет, брат, я и на сытый, и на голодный желудок не слишком сильный!
Алты, подперев кулаками подбородок, раздумчиво смотрел на незнакомца:
Батырачком. Что же это
за слово такое?
Батрачком, сынок! Понял? Это русское слово. А означает оно Ну, это такой комитет. Заступник батраков.
У Алты голова шла кругом от незнакомых слов.
Патраков? Это которые из кукурузы? А чего за них заступаться?
Мотды от смеха затрясся всем телом:
Ой, уморил! Ха-ха! Из кукурузы! Нет, сынок, батраки это наемные работники у баев. Чабаны, подпаски, вот ты, например!
Я батрак?
Ну, да. И батрачком защищает твои интересы.
Чудно́! недоверчиво протянул Алты.
Что же тут чудного?
От чего же меня защищать?
Как от чего? Вот, положим, бай платит подпаску гроши, бьет, измывается над ним. Или заставляет работать сверх положенных часов.
А что такое часы?
Как? Ты и этого не знаешь? искренне изумился Мотды.
Алты мотнул головой:
Нет. Не знаю.
Ну, брат, Мотды совсем растерялся, как бы тебе объяснить В сутках А что такое сутки, знаешь? Ну, это день и ночь. Так вот, сутки делятся на двадцать четыре равных части. Каждая из них и называется «час». Понятно? Иными словами: в сутках двадцать четыре часа.
И вы защищаете тех, кто работает больше двадцати четырех часов?
Да нет же! Мотды досадливо поморщился. Экий непонятливый! Мы за восьмичасовой рабочий день. Ясно?
Погоди-ка. Значит, я должен работать не больше восьми часов в сутки?
Ну да! обрадованно воскликнул Мотды. Молодец, сообразил!
А кто же будет пасти отару остальное время?
Этот вопрос поставил Мотды в тупик. Словно ища поддержки, он стукнул по плечу своего спутника:
Ведь чабаны и подпаски те же рабочие, так? А сколько часов по закону положено трудиться рабочим? Восемь!
Жидкобородый только хлопал глазами: он и сам был таким же темным, как Алты. Недоуменно уставясь на Мотды, он спросил:
А кто такие рабочие?
Беда мне с вами! рассердился Мотды. Что вы меня путаете? Рабочий это рабочий.
Алты все больше убеждался, что и самому «батрачкому» многое невдомек. Он закатил глаза и часто-часто закивал:
Ясно, товарищ батрачком. Все ясно.
Мотды, почуяв подвох, подозрительно посмотрел на подпаска:
Что тебе ясно?
Все-все. Ты так здорово объясняешь!
Глаза у Алты искрились лукавством, губы вот-вот дрогнут в улыбке. Мотды погрозил ему пальцем:
Эй, малый, не слишком-то о себе воображай! Тоже мне нашелся артист! Я что хочу сказать? Чабаны и подпаски относятся к той же категории, что и рабочие.