Самому Алты еще ни разу не пришлось попробовать таких сливок: ему казалось, что молоко у верблюдов вкусное-превкусное!
Аул состоял из нескольких рядов кибиток. Алты остановился в раздумье: в какую бы из них заглянуть? Как угадать, где его встретят приветливо, радушно? Долго он так стоял, пока не облюбовал ряд, в котором выделялась красивая белая кибитка. Алты окликнул проходившего мимо мальчишку:
Эй! Скажи-ка, чья это кибитка?
Таякли́евых! на ходу бросил мальчик: он, видно, торопился.
Алты крикнул ему вслед:
А кто они такие?..
Старшего зовут Яны́к Таякли́!
«Янык Таякли Обгорелый с палкой. Ну и имя! подумал про себя Алты. От такого не жди добра».
Но он тем не менее направился к кибитке Таяклиевых: не все ли равно, к кому проситься на работу?
Возле белой кибитки Алты столкнулся с седым могучим стариком это и был глава рода Таяклиевых. По обычаю, к гостям, забредшим в аул, кем бы они ни были, обращаются с уважительным приветствием: «Добро пожаловать, дорогой гость!» Но Алты не дождался этих слов от великана старика: то ли тот посчитал его малолеткой,
не достойным приветственного ритуала, то ли был жаден и любой гость вызывал в нем неприязнь и настороженность.
Обескураженный такой встречей, Алты все же надеялся, что хозяин пригласит его в кибитку. Но старик вместо этого принялся за дотошные расспросы:
Куда путь держишь, сынок?
Алты пожал плечами:
И сам не знаю.
Может, ищешь пропавшую скотину?
Да нет
Откуда родом?
Из Тедже́на.
Из Теджена? Каким же ветром тебя занесло в Кырк-кую?
Ищу работу.
Так Значит, работу ищешь. Верблюдов смог бы пасти?
Не пробовал. Но, может, справлюсь!
Так Не пробовал. А что же ты умеешь делать?
Я подпаском был В отаре.
Старик окинул Алты критическим взглядом:
Подпаском!.. Мал ты еще для подпаска.
Алты обиженно насупился:
Мал не мал, а чабаны на меня не жаловались.
Чью отару пас?
Поррук-бая.
Отчего же ушел от него?
В голосе старика звучали нотки подозрительности, и Алты счел за лучшее соврать:
Мама у меня захворала. Попросила, чтобы побыл с ней. Я задержался в ауле, а вернулся, гляжу, Поррук-бай уже взял другого подпаска.
Как тебя зовут?
Алты.
Старик пожевал губами:
Подпасок-то мне нужен. Он опять с сомнением посмотрел на Алты. Уж больно ты мал!
А вы испытайте меня, бай-ага! задорно сказал Алты.
И то правда. Бай, видно, и впрямь нуждался в работниках. Ты, наверно, притомился. Поешь, выспись как следует, а завтра поговорим. Утро вечера мудренее. Пойдешь во-он туда. Он показал на крайнюю кибитку и крикнул: Эй! Накормите подпаска!..
Недоверие, с каким Янык-бай поначалу отнесся к Алты, постепенно рассеялось И скоро бай нахвалиться не мог новым подпаском. Алты любовно ухаживал за овцами. Не прошло и нескольких дней, а он уже знал их как свои пять пальцев и мигом мог определить состояние каждой овцы.
Вот та, белолобая, объяснял он Янык-баю, разродится еще до начала окота. А коричневая все время отстает от отары, похоже, принесет тройню. Серая со вчерашнего дня хромает, а ноги целые. Ей, верно, дурной сон привиделся, вот и спотыкается с перепугу.
Бай улыбался:
Алты, сынок, разве овцы могут видеть сны?
А как же! горячо уверял Алты. Они даже что-то бормочут во сне!
Бая забавлял этот разговор, он продолжал допытываться со снисходительной усмешкой:
И ты знаешь, что им снится?
А как же! Алты и сам увлекался своей выдумкой. Еще как знаю! И знаю, как им помочь, если сон дурной. Хотите, я вылечу эту серую?
Ну-ну
Дайте ей немного соленой каурмы сразу поправится!
Овце каурму?
Бай-ага!.. У Алты самого подводило живот. Ведь каурма обладает целительной силой!..
Поняв, на что намекает подпасок, бай от души смеялся:
Алты, я вижу, серая овца неспроста захромала просится под нож. Ты ее прирежь, мясо заверни в шкуру, я заберу с собой. А потроха пусть вам останутся.
Алты только того и добивался
Как-то ранней весной Алты пас отару неподалеку от аула. Он испек на горячих углях лепешку и сдувал с нее золу. В это время кто-то окликнул его. Алты обернулся на голос перед ним стоял брат, Джотду́к. Лепешка выпала из рук Алты в костер. С минуту он от растерянности не мог пошевельнуться, а потом вскочил на ноги, бросился к Джотдуку, прижался к нему всем телом, заплакал, но постарался скрыть слезы от брата.
Мама выдохнул Алты. Он хотел спросить, здорова ли мама, но голос его предательски задрожал, больше он не в силах был вымолвить ни слова.
Немного успокоившись, Алты угостил брата чаем и принялся жадно расспрашивать, как живут мать, братья, приятели Джотдук рассказал, что они искали Алты. Бегхан десять дней гонял по пустыне и вернулся ни с чем. Мать глаз не спускает с дороги, все плачет и причитает: «Алты, маленький мой, куда же ты исчез? Скоро уж год, как пропал, где ты, что с тобой, жив ли, здоров ли? Если жив, почему не даешь знать о себе, не проведаешь свою старую мать?»
Вот так и льет слезы, днем и ночью, вздохнул Джотдук. Тает, как воск. Мы уж изболелись, глядя на нее. Ну я не выдержал, решил попытать счастья, двенадцать дней как мотаюсь по пустыне, все из-за тебя, непутевого! А, да вовсе и не из-за тебя из-за матери. Когда только ты перестанешь мучить ее?