Свечи, потухшие и растоптанные, валялись на полу. Небо Большого зала было утренним и ясным, один взгляд на него веял весенней шотландской прохладой. Профессор
МакГонагалл и мадам Помфри суетились вокруг раненных учеников, домовики уже начинали грандиозную уборку полуразрушенного замка. Все было спокойно и обычно, а люди, казалось, выдавали совершенно неестественные реакции на события. Наигранные, как в школьном театре с непрофессиональными актерами. Мир как будто крутился вокруг нас, неподвижных. Мы словно были его центром. Искусственный замок.
А Эндрю был настоящим и живым, и я был безумно рад его видеть, не представляя, как он оказался в школе. И даже Медведь был живым, нас с ним объединяло гораздо больше, чем с любым другим человеком в этом замке.
Идем, сказал я ему, Нам здесь нет места.
* * *
Ральф Мерфи, вы обвиняетесь в убийстве Бенджамина Боуди, Кристины Паркер и Говарда Дарена, с последующим присвоением себе документов последнего. Вами было использовано более ста пятидесяти Непростительных заклинаний в период с 11 октября 1997 года по 2 мая 1998 года. Обвиняемый, вы признаете себя виновным?
Да, я спокоен.
В зале нет дементоров, а все присутствующие отбрасывают тень. Говорят, дементоров вообще больше нет, даже в Азкабане. Теперь они подлежат уничтожению, как полуразумные опасные твари, согласно какому-то очередному дурацкому постановлению нового министерства.
Вы можете назвать причины, по которым это сделали?
Самооборона и месть.
Подробнее, пожалуйста, мистер Мерфи.
Бэн насиловал Кристину Паркер, пока мы скрывались от егерей. Пытался убить меня за то, что я назвал Неназываемого по имени. Я тогда не знал о «табу». Нам с Кристиной удалось сбежать. После этого, спустя месяц воздержания, Бэн изнасиловал Элизабет Ройстон. Он напился и... Она умерла. Ей было двенадцать, мой голос сочится ядом. Я ненавижу это фальшивое добро не меньше фальшивого зла. Ненавижу!
И почему же вы тогда убили Кристину Паркер, если готовы были за нее и мисс Ройстон мстить?
А какую бы смерть предпочли вы, мадам? Аваду в лоб или быть изнасилованной оборотнями, а потом сожранной ими же. Знаете, ходил одно время слух, что банда Сивого, состоящая из одних оборотней, не умеющих колдовать, чтобы сохранить мясо в свежести, отрубала от живого человека... ногу, руку там. Магглы так раньше делали с черепахами, отковыривали куски, оставляя беднягу в живых.
В зале стояла тишина. Казалось, даже воздух стал материальным и тишину можно было потрогать, ощутить ее тяжелое прикосновение к плечам, рукам. Она успокаивала, поддерживала, питала меня.
Уважаемый суд, прекратите этот цирк!
Мисс Грейнджер, займите свое место, пожалуйста!
Вы серьезно? Серьезно собрались судить не Пожирателей, ожидающих своей участи в камерах или скрывающихся, а подростка, который убивал, чтобы выжить? Прекратите!
Нет, мисс Грейнджер, ее голос меня раздражает, ее жалость ко мне и к моей истории неуместна. Пусть выслушают! И вы слушайте, да, слушайте! Вы все герои, скрывшиеся в своих домах под Фиделиусами, сидевшие и помалкивающие, пока таких как я регистрировали, ставили клеймо на руку с надписью «маггловский выродок» и отправляли в Азкабан за «воровство магии». Вы святая простота, полагаете, будто всего повидали в войне, и Волдеморта убили, ай, молодцы какие. Эндрю Тарсону было одиннадцать, он даже в Хогвартс не поступил, когда его уже привели в министерство на регистрацию. Он даже о существовании магии не предполагал, и узнал не с волшебным письмом и сказочным Косым переулком, Распределяющей шляпой и движущимися лестницами Хогвартса, а с Авадой, пущенной в лоб его родителям!
Они молчали. И Грейнджер молчала, и в глазах ее была жалость. Мясо, органическая форма существования эмоций. Слова, услышанные ушами, электрический импульс, пущенный в мозг, картинка, увиденная глазами и «расшифрованная» вязким серым веществом... Я снова не жил, меня как будто откатило обратно в лес Бэна, сплю и слышу, как мясо трахает мясо.
А, к черту все, давайте уже в Азкабан, протягиваю руки, чтобы на них надели наручники.
Наказание я так и не получил, вместо наручников мне дали успокоительное и отправили восвояси, даже не поинтересовавшись, есть ли мне, несовершеннолетнему, где жить и на что жить.
* * *
Артур, а я везде тебя ищу! в купе врывается Эндрю, для которого я так и не стал Ральфом.
Блять! Так хотелось побыть одному. Вспомнить все до конца. Это лето, ставшее самым грустным и странным летом в моей жизни, смех от письма из Хогвартса, в котором говорилось, что я должен продолжить обучение, так как по законодательству пять курсов являются обязательными и радостное стандартное письмо Эндрю Тарсону с вестью о зачислении в Хогвартс. Мы тогда от души посмеялись с Медведем и решили, что человек, выучивший первым
заклинанием Аваду, обязательно поступит в Слизерин.
Я их видел!
Кого?
Коров, кого же еще. Ровно двенадцать, ровно в четыре часа. Я специально смотрел не из купе, а из коридора, но из противоположного окна тоже были они.
Да. В какую бы сторону ты не ехал, в какое бы окно не смотрел.
Это значит, что все это: поезд, Хогвартс, война, Бэн, Элизабет, Медведь, ты и я тоже, как те коровы? Мы там, где должны быть, делаем то, что должны делать.