Кристина Паркер, четырнадцать лет, Гриффиндор.
Пойдешь с нами. Так, остался ты, мелкий.
Я Эндрю Тарсон, мне одиннадцать, я не знаю, что еще сказать.
Ты еще даже не поступил в Хогвартс?
Ээ... нет. Они пришли, убили родителей, а меня отвели в камеру, и там были эти... в черных плащах, я не знал, что происходит...
Вот свиньи! Бляди пожирательские! Бэн стукнул кулаком по стволу сосны, Так, всем оставаться тут. Кто уйдет и попадется егерям снова, сам виноват. Артур, Кристи, со мной.
* * *
Бэн был неким символом более, чем человеком. Он мне кого-то напоминал из фильмов, какого-то классического героя, причем героя постмодернистского. Не плохого, но и не хорошего. Без ярлыка «добрый дядя» или «злой дядя».
Бородатый грузный мужик тридцати шести лет отроду, магглокровка, как и мы все, окончивший в свое время Гриффиндор и еще помнящий живыми родителей Гарри Поттера, он рассказал нам много историй, в том числе и о них.
Тогда я даже готов был поверить, что искусственность реальности мне показалась, так как исчезли ярлыки, я не видел их более. Может, искусственна лишь реальность, а мы в ней настоящие? Я не знаю. Но Бэн сделал для меня Джеймса Поттера живым, не добрым чем-то, павшим в борьбе со злом, а человеком, слегка гадким, на мой взгляд.
Он учил нас аппарировать и бросаться Авадами, потому что на войне мы вряд ли встретим гриндилоу, животных настолько редких и экзотичных, что кроме как в кабинетах по Защите от темных искусств, Бэн их нигде не видел. И вряд ли нам попадется боггарт, обитающий исключительно в волшебных старых домах. А вот егерей мы встретить вполне могли, и лучшая защита от них нападение. Если же не вышло, то надо сбегать, и быстро.
Он рассказывал нам истории, учил, жарил мясо убитых теми же Авадами птиц по вечерам, а ночами трахал Кристи. Я всегда плохо спал, к сожалению. Если же мне удавалось уснуть, то меня преследовал этот звук мяса, бьющегося об мясо... Мне могло снится, будто куском свинины пытаюсь сделать отбивную из куска говядины, но даже во сне я знал, что это мясо трахает мясо.
Артур, помоги, шепчет Кристи у костра мне на ухо.
Я смотрю на нее. Темно-рыжие волосы сплетены в косу недели две назад и не переплетались с тех пор, многие пряди выбились и Кристи неаккуратно заправила их за ухо. На ней маггловские джинсы и кроссовки, а ее светло-карие глаза кажутся огромными на худощавом
лице. Чувствую к ней лишь легкую брезгливость, и сам не знаю отчего.
Что случилось? спрашиваю я так же шепотом.
Давай сбежим, ее глаза горят, и в них столько надежды, что меня передергивает. Пока не поздно, Артур.
Сдурела? Мы без Бэна и дня не протянем.
Она закрывает лицо руками и плачет. Мне ее жаль, но не то, чтобы сильно. Здесь я в относительной безопасности, Бэн знает много заклинаний, в отличие от нас, он скрыл нашу территорию в лесу различными чарами. И я не виноват, что ей приходится за это расплачиваться своим телом. Просто так сложилось.
* * *
А почему его имя нельзя называть? шепчет Эндрю, который волшебный мир, в отличие от нас, сказочным никогда и не видел.
Хрен его знает, действительно, почему?
Ну, это странно. Вот, к примеру, был Адольф Гитлер, но его имя все называли...
Был еще Геллерт Гриндевальд, его имя тоже все называли. Честно, не знаю, все говорили всегда Сам-Знаешь-Кто. Я первый раз даже не понял, сказал, нет, не знаю.
А можешь сказать, как его имя на самом деле?
Волдеморт.
И я тут же пожалел об этом. К границе «нашего места» аппарировали сразу несколько егерей, кто-то использовал заклинание обнаружения, показавшее, что в лесу есть люди.
Бэн, Бэн, Эндрю побежал к палатке, а я так и остался смотреть на егерей, ставящих антиаппарационные чары, чтоб мы не сбежали.
Какая тварь произнесла его имя? Артур? Бэн был в ярости. А ну иди сюда, сопляк. Авада Кедавра!
Я пригнулся машинально, зеленый луч врезался в дерево. В этот же миг егеря сняли часть чар и смогли нас видеть, Бэн тут же переключился на них. Кто-то схватил меня за руку, и мы побежали куда-то в сторону, подальше от Бэна, пытающегося отбиться от четверых егерей, от Эндю с Элизабет, отсиживающихся в палатке. Только тогда я понял, что за руку меня схватила Кристи и бежим мы в ту сторону, откуда еще можно аппарировать.
Там двое убегают! кто-то увидел нас. Эй! Ступефай!
Луч проносится совсем рядом.
Ступефай!
Авада Кедавра! это кричу уже я, оглядываясь назад и особо ни в кого не целясь. На ходу сделать это невозможно и, естественно, заклинание настигает какой-то ствол дерева, а не нашего преследователя.
Быстрее! Кристи остановилась, протягивая мне руку, и как только я схватил ее, нас затянуло в воронку аппарации.
Никогда не любил этого делать. Аппарация сворачивала эту искусственную реальность до маленького комка в моем желудке, и она реальность, норовила выйти оттуда при приземлении. Меня никак не покидало ощущение, что аппарируя, мы попадаем не в другое место, а в место альтернативное, создается как бы дополнительный протокол графики, действующий в той же Вселенной и по тем же необъяснимым законам.
Скалы. Море. Место, куда перенесла нас Кристи красивое. Мертвое. Вот она графика в чистом виде, мертвая красота мертвой зимы. Ноги проваливаются в снег, но пока еще я не чувствую холод. Небо серое, затянутое плотными тучами. Поднимаю голову и высовываю язык, ловя снежинки, как в детстве.