Шрифт
Фон
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Нерон.
Бледнеешь и дрожишь и голову склонила?
Меж тем в моих глазах суровость не сквозила.
Я правду, господин, сказать тебе должна:
Не цезарь нужен мне, Октавия нужна.
Ты к ней, счастливице, добра и благосклонна,
И горькой завистью полна душа Нерона.
Как мне тебя понять?
Могу сказать ясней:
Ценить достоинства дано не только ей.
А от кого еще мне ждать благоволенья?
Что совершила я? Какие преступленья?
Ты покарал меня, но в чем, скажи, она,
Моя ужасная перед тобой вина?
Вина немалая. Ты хочешь знать какая?
Зачем таилась ты, Нерона избегая?
Зачем свою красу, усладу наших глаз,
Бесценный дар богов, ты прятала от нас?
Меж тем Британику, я знаю, нет запрета
Влюбленно созерцать бутон в часы расцвета.
В твое святилище ему открытый вход,
А цезарь при дворе, как изгнанный, живет!
Его признаниям ты, говорят, внимаешь,
Молчишь, но дерзкого за них не изгоняешь,
Хотя сомненья нет, что Юния горда
И безрассудных чувств не примет никогда,
Надежды не подаст, не поощрит желаний,
Согласья моего не испросив заране.
Пред гением ее сникает гений мой. Этот психологический штрих подсказан Расину рассказом Плутарха об Антонии: когда, раздраженный постоянными победами Октавия (будущего императора Августа), он обратился за советом к египетскому прорицателю, тот ответил: «Твой гений боится его гения: гордый и отважный в одиночестве, он теряет величие и становитс слабым и робким в присутствии цезаря». Эти же слова текстуально воспроизведены в «Антонии и Клеопатре» Шекспира (д. II, явл. 3).
Юния.
Не стану отрицать, он оказал мне честь,
И я в его глазах порой могла прочесть
Британику любовь печальница внушает,
Что род прославленный так скорбно завершает.
В счастливые года его отец мечтал,
Чтоб жизнь свою с моей Британик сочетал.
Слились любовь и долг. Дерзну сказать я боле:
Не только Клавдия то Агриппины воля,
А, значит, и твоя. Ты с ней всегда един.
Ты заблуждаешься. Здесь цезарь властелин.
Желанье Клавдия, желанье Агриппины
Не значат ничего. Есть у меня причины,
Есть замыслы свои. Тебе супруга дам,
Но изберу его я сам. Ты слышишь сам.
Кровь цезарей во мне! Не смею, не должна я
В неравный брак вступить, их и себя пятная.
Неравного тебе Нерон не изберет,
И будущий супруг не посрамит твой род:
Ты вправе увенчать его восторг влюбленный.
Кого же прочишь ты в супруги мне?
Нерона.
Себя?
Другого бы назвал, когда бы он
Меня превосходил, был выше вознесен.
Дабы достоин был супруг такой супруги,
Я многих перебрал в необозримом круге
Моей империи, ищу и до сих пор,
Но только цезаря находит строгий взор
Лишь с ним одним тебя возможно соизмерить.
Ты клад, сокровище, и этот клад доверить
Возможно лишь тому, кого державный Рим
Признал своей главой, властителем своим.
Пора взглянуть в глаза неприкровенной правде:
Да, прочил Юнию в супруги сыну Клавдий,
Затем что полагал держава перейдет
К Британику в тот день, когда он сам умрет.
Решил иное рок. Твой долг пред ним склониться,
Принять мою любовь и стать императрицей.
Богами взыскан я, всевластье мне дано,
Но тяжким бременем покажется оно,
Когда за рой работ не будет воздаянья
Прекрасных этих глаз небесного сиянья,
Когда у милых ног награды не найду
За жизнь, что отдана тревогам и труду,
За то, что горько мне, но я лишь зависть сею.
Рим признает тебя владычицей своею,
А не Октавию. Ее ты не жалей:
Отвергли небеса союз Нерона с ней.
Все взвесь в своей душе разумно и спокойно
И страсть мою прими: она тебя достойна,
Достоин Рим тебя и блеска твоего.
Так властвуй же над ним и осчастливь его!
Меня ты поразил, как громом, речью странной.
Я, как преступница, под строгою охраной
Сегодня во дворец приведена была.
Увидев цезаря, от страха не могла
Понять, где я, что я, невинна иль виновна,
А цезарь, чуть взглянув, подносит хладнокровно
Мне трон Октавии! Нежданный приговор!
За что такая честь, за что такой позор?
Ты знаешь, господин, я одинока с детства:
Сиротство мне семья оставила в наследство,
Мой род угас, и я старалась воспитать
В душе достоинства, ее скорбям под стать.
Мне, свыкшейся давно с безвестной темной ночью,
Как миру целому явиться вдруг воочью?
Блеск ослепит меня и, что важней всего,
Другая все права имеет на него.
Нерон.
Решенье принято. Она развод получит.
Страх робость, может быть? тебя напрасно мучит.
Не слепо выбрал я и знаю наперед:
Высоко ты взнесешь возвышенный свой род.
Не отстраняйся же от славы величавой,
Не отвергай ее, пленившись жалкой славой
Отказа от всего, чем так прекрасен свет!
Ты будешь каяться, сказав надменно «Нет!»
Нет тайн в моей душе от неба всеблагого:
Клянусь, она чужда тщеславия пустого.
Твой драгоценен дар, нет равного ему,
Но если этот дар из рук твоих приму,
В его сиянии далеко станет видно,
Что я Октавию ограбила бесстыдно.
Каких горячих ты полна о ней забот!
Подобные друзья у нас наперечет!
Отбросим хитрости, они сейчас некстати:
Все помыслы твои не о сестре о брате,
И для Британика...
Британик дорог мне
С тобою, господин, правдива я вполне.
Признания мои, быть может, и опасны,
Но чувства и слова у Юнии согласны:
Вдали от суеты, живя не при дворе,
Я не приучена к притворству и игре.
Да, мне Британик мил. Ему я назначалась
В супруги с малых лет, но так и не досталась,
Как не достался Рим. И с этих самых пор
Он, словно перст, один. Его покинул двор,
Нет больше почестей, да и друзей не стало,
Но это, господин, лишь крепче нас связало.
Ты наслажденьями свой каждый полнишь час,
Неведом цезарю запрет или отказ,
И вся империя к услугам властелина,
А ляжет на чело угрюмая морщина
Не только Рим, весь мир покоя не найдет,
Пока унынья след не сдует, не сотрет.
Британик одинок. Начнут теснить несчастья
К нему лишь я одна исполнена участья,
И, кроме слов скупых и слез, пролитых мной,
У сына Клавдия нет радости иной.
Шрифт
Фон