Не лезь, Леа вовремя одергивает Гермиону, за что получает предупреждающий взгляд. Помочь не сможешь, только сама как обычно пострадаешь.
Зачем уничтожают искусство? тихим голосов интересуется Гермиона, пока надзирательница с откровенным наслаждением бьет ребенка длинной указкой. Чем оно мешает? Изображением прекрасного или прошлого?
Леа отвечает не сразу: она ждет, пока девочка перестанет рыдать и отползет к своей равнодушной матери.
И то, и другое. Никто не должен знать, как выглядит прошлое. Кто управляет прошлым, тот управляет будущим пора уже запомнить наш лозунг. Если никто не будет помнить, каким был мир давным-давно, никому не захочется его возвращать и сходить с истинного пути.
Гермиона насмешливо улыбается.
Истинный путь это серый путь подчинения, безрадостный, под пристальным вниманием надзирателей? Без свободы мысли? Никогда в жизни не поверю, что вы на самом деле так считаете. Вам просто промыли мозги, вот и все. Ни один человек не станет рабом добровольно.
Браслет снова ударяет ее током, и Гермиона стискивает зубы. Молчать! Она обещала себе молчать. Но как удержаться?
Леа быстро отвечает, подавшись к ней:
Зато мы живы.
Оставшееся до обеда время они складывают ценные вещи в уродливые
мешки и с трудом выволакивают их во внутренний двор музея, где другая надзирательница складывает то, что можно сжечь, в огромный костер. Такие костры горели когда-то во Флоренции. Времена меняются, скудость души остается. Гермиона с сожалением смотрит, как сгорают бесценные предметы, как людей лишают их наследия, и думает о том, что дети, которые появятся на свет через месяц, год, несколько лет, уже никогда не увидят мир таким, каким он был прежде. Только если Только если мир не вернет все сам, когда они обратят заклинание вспять. Магия может все, стоит только правильно попросить.
То, что прошлое все равно останется с ними так или иначе, Гермиона понимает, когда видит, как Леа торопливо отрезает ножом кусок картины с загадочным господином в пенсне и черном смокинге, а потом прячет в карман.
Расправившись с суточной нормой работы, они всей толпой маршируют обратно в монастырь. Гермиона думает, что ей еще повезло и она попала не на самую тяжелую работу пока что. В голове проносятся образы измученных женщин с тяжелыми мешками в руках, и по спине пробегают мурашки.
Вы хоть когда-нибудь встречаетесь с мужчинами? интересуется она невзначай, и Леа тут же крупно вздрагивает.
Один раз в месяц к нам приходит человек в форме. Он выбирает двух девушек, обычно самых здоровых, на красоту никто не смотрит. Мы их больше не видим.
Обед оказывается не лучше завтрака. Гермиона нюхает суп: он пахнет кислыми овощами. Она быстро погружает ложку в противную жидкость, чтобы оставались хоть какие-то силы, потому что после работы в музее хочется только одного: лечь и заснуть. Чтобы не обращать внимания на ноющие мышцы, Гермиона думает о словах Леи о девушках, которых забирают для продолжения рода. Вот только со времен переворота прошло всего полгода, и в этом ужасном мире еще не успели родиться дети.
После ужина со столов убирают тарелки, и несколько девочек идут мыть посуду. Остальные сидят на местах и ждут, пока надзирательница не начинает читать огромную книгу в серебряном переплете. Гермиона слушает внимательно, сразу поняв, что эта книга что-то вроде замены Библии: в ней говорится, что за пределами города ничего не существует, что любовь человеку не нужна, что самое главное то, что происходит сейчас, а прошлое неважно. Подчеркивается, что человек даже может не иметь имени, главное общая польза. Капли сливаются, образуя единый поток. И при каждом утверждении браслет сильно бьет их током. Так слова впечатываются в сознание, и Гермиона ловит себя на мысли, что шепотом повторяет страшные слова.
Человек ничто.
Любовь это предательство.
Прошлое мертво.
Маленький брат наш вождь.
Невероятно красивая иллюзия.
Их отправляют спать в десять часов, но Гермиона, разумеется, спать не собирается. Когда они возвращались в зал, она заметила небольшую дверь, ведущую в кабинет надзирателя. Стоит попробовать туда проникнуть. Наверняка вся важная информация там.
Тебе сколько лет? интересуется она у Леи, которая тоже не спит.
Семнадцать.
Мне девятнадцать, Гермиона зевает. Неужели ты не помнишь жизнь до этого ада?
Леа быстро оглядывается по сторонам, потом качает головой.
Смутно. Мы шли с семьей на праздник, и вдруг небо потемнело, на нем появились желтые всполохи. А потом весь город заволокло желтым туманом, во многих зданиях начался пожар. Мама выпустила мою руку, и я упала на дорогу. Отца убил пробегающий мимо полицейский, сестренку кто-то взял на руки и побежал Очнулась я уже здесь. Дороти уверена, что мы ничего не помним: многие побывали в пыточной, а там тебя бьют током долго и жестоко, чтобы отрезать все воспоминания. Но я хорошо притворялась, и меня не забрали. Те, кто вернулся из пыточной, слепо служат режиму и рьяно его защищают, так что с ними бесполезно говорить, они сломаны навсегда. И мне бы не хотелось, чтобы сломали тебя.
Гермиона задирает рукав и всматривается в слово «грязнокровка». О, она не забудет. Даже если ее будут пытать.