Иногда мне даже казалось, что я её ненавижу. За то, что подшучивает, а с собой требует серьёзности, меняет планы на ходу, а меня заставляет всегда держать слово. За то, что никогда не позволяет мне поступать так, как поступает сама, словно боится, что тонкая грань между нами пропадёт и я стану ею. Я лежала в кровати, глотая слёзы и мечтая уехать, найти себе квартиру в Лондоне и видеться с сестрой раз в году на Рождество, как и принято у нормальных взрослых людей. Потом пришла мысль, что Парвати перед выпуском номера тоже едва не ночевала в редакции, колдуя над оригинал-макетом. «Наверное, она просто устала».
* * *
На следующий день вышел октябрьский номер. В редакциях не поощряли, когда сотрудники на работе читали чужие издания, но на нас с сестрой смотрели сквозь пальцы. Сова принесла свежий выпуск «Ведьмополитена», и я поперхнулась чаем: с обложки на меня смотрел мужчина лет тридцати с небольшим, золотоволосый и голубоглазый. Гилдерой Локхарт.
Чересчур идеальный даже для глянца: ровный загар, ухоженные розовые ногти с чем-то, подозрительно напоминавшим французский маникюр. Он был похож на ангела с рождественской открытки в стиле Кинсдейла, на восковую фигуру, на магловскую пластиковую игрушку-Кена одним словом, совершенно не изменился.
Мерлин, я и не знала, что его выписали, я отпила ещё глоток, чтобы поперхнуться вторично под фото и заголовком статьи шла маленькая приписка курсивом: «интервью от редактора». Пишущим редактором в «Ведьмополитене» была только Парвати.
Я давилась вперемешку горячим чаем и статьёй, не зная, от чего бросает в нервный пот то ли от пуэра, подсунутого Дином Томасом, то ли от текста. Локхарт теперь называл себя «специалистом по самосовершенствованию», обещал «усилить магическую силу и поправить здоровье» каждому, кто последует его методике, а в качестве примера приводил себя, «абсолютно здорового телом и душой». Казалось бы, типично для Локхарта, если бы вся эта ересь не была написана легким, отточенным стилем Парвати.
Я не знала, что скажу сестре, но точно знала, что она спросит.
Ну как?
Чего и следовало ожидать.
Твоя манера изложения, как всегда, безупречна.
А ещё? продолжала допытываться Парвати.
Ты же не просишь меня оценить текст по существу? «Общество саморазвития магов»? «Открытие внутренних источников силы»? фыркнула я. Ты справилась блестяще, но главреду пора в восточную башню, раз он заказал такое.
Снаружи монолитное, бывшее здание заброшенной мельницы Миллениум Миллс внутри было поделено на четыре башни (совсем как Хогвартс). В северной сидел строгий «Ежедневный пророк», в южной шикарный и изнеженный «Ведьмополитен», «Магический дизайн» и «Садоводство». В западной башне держали издательства научные журналы вроде «Трансфигурации сегодня» и «Вестника Зельеварения». А вот восточную занимал «Придира», поэтому мы привыкли шутить на эту тему: «Что-то его на восток тянет», или «Эй, нельзя выбрать что-то менее восточное? Тебе никто не поверит!». Восточная башня со всеми её обитателями была козлом отпущения и отлично поправляла самооценку, потрёпанную на утренней планёрке.
Сестра мрачнела с каждым словом и только ждала паузы, чтобы перебить. От её сердитого взгляда слова в голове рассыпались и перемешались. Я потеряла нить, запнулась и, наконец, сконфуженно замолчала, без боя пропуская боевую конницу Парвати:
То есть ты не веришь в тренировку магии? Во внутренние ресурсы? Что
же, по-твоему, мы заложники биологии?
Она говорила, будто кидала обвинения. Руки упёрты в бока, в глазах фанатичная вера в свою правоту. Оправдаться нереально, спорить опасно.
Верю, но не с Локхартом же попыталась возразить я, цепляясь за последний аргумент: Ты же сама в школе называла его шарлатаном!
Медуза Горгона ярости увидела собственное отражение и замерла, на волосок не донеся меч до моей повинной головы.
Ладно, хмуро кивнула Парвати. Но он сильно изменился.
И её лицо озарилось той самой улыбкой.
Так я узнала, что моя сестра вновь влюблена в Гилдероя Локхарта. Что же, это только корью или свинкой болеют раз в жизни, а штамм гриппа меняется и заражает вновь. Локхарт, если верить Парвати, «сильно изменился». Хватит на целую эпидемию.
* * *
Дни летели. Парвати всё реже носила коричневое и всё чаще золотистое, потом и вовсе перешла на какой-то лиловый оттенок. Заново увлеклась Прорицаниями и, конечно же, обзавелась полным собранием сочинений «обновлённого» Локхарта. Я не видела в этом ничего странного и скоро перестала замечать изменения. Убрала руку с пульса. Возможно, потому, что эту руку то и дело «било током»: и без того энергичная, теперь сестра превратилась в бешеную электроюлу, питаемую разгоравшимся чувством. И да, когда её «закорачивало», а происходило это всё чаще, она со мной ругалась. Так что я предпочла отойти в сторону и наблюдать с безопасного расстояния.
Мне предложили повышение и личного колдографа. Я согласилась. Теперь, если мне срочно надо было проиллюстрировать статью колдографией растёкшихся по снегу мозгов, к моим услугам всегда был Дин Томас: большой любитель чая и колдоплёнки, симпатичный молодой человек. Вторая причина, по которой я невнимательно следила за сестрой.