бросил в свой потрепанный рюкзак немного моих шмоток. Он к счастью не знал и не мог знать, что кое-кто вроде меня закинул на дно кредитку с короткой записочкой. Ему еще пригодится мой скромный презент.
Как все прошло? Мишель не спрашивала обо мне, надеюсь? серо спросил он, причесывая отросшие мокрые волосы. Душ занял у него минут десять, и на полу остались мокрые следы его ног. В это время я пил кофе с коньяком, причем, кажется, коньяка там было больше. Во-первых, потому что нуждался в опохмеле. Во-вторых, потому что мне было охренеть как плохо от осознания того, что Билл собирает вещи и вот-вот исчезнет. Навсегда.
Как обычно, пожал я плечами, все надрались по потери пульса. Правда, в этот раз без мордобоя и спонтанных убийств, а Якудзу не полоскало. Считай, идеальный вечер. Только Птичка без тебя все-таки раскисла, юный Казанова. Ты здорово обломал ее с вечерним перепихом.
Видит Бог, не хотел я говорить эти мерзости, и меня перекосило от сказанного, но язык снова опередил мозги.
Билл натянул мою черную майку на влажное тело, застегнул ремень на узких бедрах и холодно посмотрел на меня. Уж чего-чего, а вот такой реакции я от него не ожидал. Подумаешь, подколка Оленья! Знал бы он, как стебал меня Бес на досуге!
Будь я трезвее, она не утащила бы меня, холодно и обиженно сказал он, не опуская льдистого колючего взгляда. Я не совсем дурак, чтобы кидаться на все то, что стреляет глазками в мою сторону. Думаешь, у меня правда болела вчера голова? Мог бы и догадаться Олень.
Я лишь пожал плечами и промямлил что-то на немецком, чувствуя себя виноватым. Конечно, я многое понимал, но молчал, боясь, что он, узнав о моих наклонностях, сбежит еще раньше. Это смешно: я не боялся выходить один против полчища ходячих, но панически страшился простого разговора. Бес был прав. Стоило рассказать все намного раньше. Кто мы такие, чтобы слушать умные советы?..
И тогда я понял: либо сейчас, либо уже никогда, не в этой жизни. Если сейчас я не скажу Биллу все то, что так отчаянно порывался сказать изрядное время, то упущу нечто очень важное. Бес и здесь был прав: это не последний мальчишка, который пришел в Семнадцатый, но он один из немногих, в кого меня угораздило втрескался по самые яйца.
Билл, послушай меня внимательно, начал я, подкуривая сигарету. Я давно должен был сказать тебе это
Черт! мальчишка едва не поперхнулся кофе, когда посмотрел на часы.
До отбытия Апостола осталось не больше сорока минут, за которые нам нужно было окончательно собраться и добраться до посадочной площадки, учитывая тот немаловажный факт, что даже если я буду гнать как сумасшедший, дорога займет больше получаса. Мы вскочили из-за стола, как ужаленные, я на бегу схватил ключи, влетел в кеды, даже не завязывая шнурки, и выжал газ, как только Билл залетел на переднее сиденье вслед за мной. Выжал газ и тысячи тысяч раз обложил себя первосортной руганью за то, что уже упустил свой шанс.
И кажется, другого у меня уже точно не будет.
Мы действительно гнали, как ненормальные, и в динамиках подвывало что-то из регги. Внедорожник серьезно заносило на поворотах, на асфальте оставались черные полосы, наверняка несло жженой резиной ветер, врывающийся через открытое окно с моей стороны, если чем-то и пах, то только опустевшим городом, бетонной пылью и разлагающимися в подвалах трупами Калек. Мы не говорили, я боялся отвлечься и влететь в одно из многочисленных зданий, выросших стеной на сотни миль Семнадцатого. Билл опасливо смотрел то на меня, то на бешено проносящийся однотипный пейзаж: серые многоэтажки, исписанные выцветшими граффити, переполненные мусорные баки, разросшиеся деревья, разорвавшие ветками паутину бесконечных проводов. Я думал только об одном: как бы вырулить на очередном повороте и успеть к посадочной площадке. Хотя Апостол знал, чем ему предстоит заняться и кого перевезти в жилые кварталы, ждать он не станет, плотный график не позволит. И потому я разогнался ещё, чудом выруливая и приближаясь к ждущему последние минуты вертолету.
Олень!
Я ждал чего угодно. Столбов, дыр в асфальте, «внезапно» выросших стен многоэтажек. Чего угодно, но не пары знакомых Буйных-близнецов, вылетевших на дорогу, как два абсолютно идентичных черта из дьявольской табакерки. Они не пытались выскочить из-под колес, напротив, Буйные бросились на лобовое стекло, оглушительно воя.
Вой смешался с ревом внедорожника, матом Билла и истошным скрипом шин, оставляющих на асфальте черные полосы, когда я резко дал по тормозам. Лимонный монстр, мчащийся на бешеной скорости, конечно же, не остановился моментально. Прочертив черным по серому, он вылетел на тротуар и вписался в дерево с жутким грохотом. Моей реакции
почти ни на что не хватило, подушки безопасности не сработали, после удара о руль глаза залила кровь, и я не успел даже охнуть, как прогнившие, буро-пепельные с чернильными узлами вен руки близнецов потащили меня через открывшуюся дверь на асфальт, чтобы накинуться вдвоем и придавить весом к земле.
Я нихрена не видел. Буйные прижали так, что до пистолета на портупее не дотянуться при всем желании. Я даже не осознавал то, что именно от моего крика закладывает уши такой крик вы услышите тогда, когда в вашу руку вонзят тупые большие зубы, рвущие кожу и мясо, кроящие вены. Их глаза, красные радужки на фоне коричневых белков, горящие, как искры в зимнем костре, были так близко, что можно рассмотреть черные полопавшиеся капилляры и дрожащие широкие зрачки.