Через полчаса мы уже носились по улицам, виляя по дороге, палили со всех окон, не жалея патронов, и ржали, как накуренные кони, снося головы преследующим нас Буйным. Их черепушки взрывались, как переспевшие арбузы, разбрызгивая темный смердящий сок и плотную мякоть, украшающую треснувший асфальт ярким фаршем и жизнерадостными брызгами. В динамиках разрывалась музыка, Каспер, будучи самым адекватным из нас, сидел за рулем и каким-то чудом не вписывался капотом в столбы и лавки, а я, Якудза и Малыш вели пальбу, кроша оглушительным грохотом автоматных очередей пустынные улицы и привлекая мертвецов. Абсолютно трезвый Бес не без опаски наблюдал за мной, и я это чувствовал, даже будучи убитым дурью и сивухой. Бес знал, что я боюсь вылететь из Семнадцатого. Он понимал, из-за чего у меня сорвало крышу. Кому, как не ему, понимать, что такое безнадежная страсть к молоденьким мальчишкам?
Взбешенные мертвецы гнались за нами и кидались под колеса. Они прыгали высоко вверх, метра на два, раскидывали в полете руки, словно хотели заобнимать до смерти (смешная фраза, до слез прямо), но падали вниз с пулей между глаз очередным презентом от меткой Наоми. Я и сам неплохо отстреливал их, снося головы и отрывая конечности. А они, эти превращающиеся в Калек Буйные, ползли за нами, оставляя черный, разящий гнилью и свернувшейся кровью роскошный шлейф.
Каспер гнал, как сумасшедший. На авто красовались шикарные вмятины и внушительные царапины, кровоподтеки, куски рваной плоти. Наверное, мы совсем сошли с ума в Семнадцатом, но нас дико заводила вся эта авантюра, эти выстрелы, их грохот, адский вой и хруст ломаемых костей, глухие звуки ударов. В этот самый момент мне хотелось закричать громко-громко, эмоции и адреналин рвали на части, и мне было мало, до ужаса мало всего, что происходило. Я перезаряжал, стрелял, что-то выкрикивал, стараясь переорать грохот и вой, и не мог не думать о Билле, хотя мне казалось, что в таком месиве будет не до подобных мыслей.
Я ужасно злился, представляя его и Птичку на кровати Малыша, я кидался на копья, подпуская мертвецов ближе и убивая их в самый последний момент.
«Ты спятил!», кричала Якудза, пытаясь достучаться до меня, но Руди витал где-то слишком далеко, чтобы ее слышать. И если раньше Олень топил обиду и злость в выпивке и куреве, то сейчас прилил к этой смеси еще и отчаянное безрассудство.
Тормози, Стив! прокричал я, хватая его за плечо, я хочу разделаться с ними!
Кретин! Поубиваешь всех нас!
Заткнись и жми на чертов тормоз!
От резкой остановки мы едва не вылетели из салона, и я тут же выскочил наружу, открывая грохочущую очередь по неполной двадцатке окровавленных преследователей. Они падали, как карточный домик, как полоска домино, шаткая крепость из детских кубиков. Они выли, как ошпаренные собаки, забиваемый скот, сошедшие с ума люди настоящие поехавшие шизики, кидающиеся на стены в комнатах с белым потолком. Якудза кричала, что я ненормальный, Малыш пытался оттащить меня, Каспер завел внедорожник и готов был в любую секунду соваться с места и укатить как можно дальше от этого чертового места. Бес не выдержал и схватился за ствол.
Мертвецы бросались на меня, а я, не особо осторожничая, чудом избегал их гнилых зубов, хотя мои руки уже успели разодрать отросшими поломанными ногтями. Наверное, они действительно здорово меня покоцали, я едва видел что-то перед собой во мраке, без очков, которые благополучно посеял. И единственное, что вспыхивало перед глазами живой огненной яркостью оглушительные выстрелы, пулями увязающие во плоти ни живых, ни мертвых. К грохочущему автомату присоединились выстрелы Каспера, Якудзы, Малыша и осатаневшего донельзя Беса. Они страшно ругались и палили во все стороны, тащили меня и с трудом отбивались от непрерывно пополняющихся рядов зомби.
Ты взбесил их! Блядь, Олень, кончай дурить, мы не выберемся!
У меня все под контролем!
Закрой рот, ублюдок! Валим отсюда! рявкнул Малыш, пуская пулю в голову взбешенного Буйного, кинувшегося на него, как ужаленный черт из адской табакерки. Голова взорвалась, как гелиевый шарик. Бах!
Отъеб
И тут я почувствовал, как мою челюсть обожгло таким ударом, что голова крутнулась, а я едва устоял на ногах. Следующий удар сбил меня с ног, и я сполз в чьи-то холодные руки. Сильные, как канаты. Бес не скупился на силу, когда-то требовалось. Не пожалел дури он и сейчас. Во рту чувствовался вкус крови, кажется, у меня даже зуб шатался, и я мгновенно протрезвел и вернулся в реальность. Мне стало дико от увиденного. Вокруг горы трупов, шевелящиеся Калеки, бегущие Буйные, перестрелка, грохот, огонь и крики, страшный вой, от которого волосы встают дыбом. Каспер срывается с места, Бес, одарив страшным взглядом, швыряет меня в салон, а Малыш запрыгивает практически на ходу, не переставая стрелять. Якудза страшно ругается.
Ребят, вы чего? мямлю я, а сам вижу, как дрожат мои разодранные руки. Бес прямо в пути шарится в аптечке, достает ампулу и, набрав шприц, прокалывает мою шею стерильной сверкающей иглой. Я не соображаю. Нихрена не соображаю. А он бинтует мои рваные раны, и в его глазах страх. Страх и бешенство, за которое я, уверен, еще огребу.