Угасившись как следует, мы пили уже намного сдержаннее, смаковали вкус золотисто-коричневого алкоголя, обжигающего глотку высоким градусом и оставляющего фантастический букет терпких трав на языке. Мы разговаривали впятером: Олень, Якудза, Бес, Каспер и Малыш, говорили негромко, о жизни в районе такие темы поднимались только тогда, когда от выпитых литров ничего не мешало изливать свои страхи. Парочка куда-то смылась, и я очень надеялся, что скачущий на костылях Билл эта пьяная неадекватная сука не свернет себе шею. А еще я надеялся, что им обоим просто стало плохо, и они ушли обниматься с белоснежным унитазом. Мне хотелось верить, что это действительно так.
Мы никогда не говорили об этом на трезвую голову, но сегодня, в эту глубокую ночь, в тумане курева и духе перегара пятерка бесстрашных бойцов позволяла себе стать обыкновенными людьми с их страхами и опасениями. Сегодня можно признаться в том, что каждому из нас не хочется умирать. Якудзу ждал ее младший брат, который звонил ей почти каждый день. Кристиана любящая дочка, которая, оказывается, не имела никакого представления о том, что ее папа, молодой жизнерадостный мужчина, осыпающий ее подарками и топящий в любви и заботе, не в офисах сидит Не знала она, что ее батенька прожженный гомик, который вот уже шесть лет топчет Семнадцатый Район и шпигует живых мертвецов килограммами патронов, превращает их в месиво взрывами гранат и потом часами отмывается от крови и гнили, зарабатывая самые грязные, самые тошнотворные деньги, которые только можно добыть в нашем свихнувшемся мире. Она понятия не имела, что ее бесстрашный отец, в бесстрашности которого не сомневались даже мы, страх чувствует как нехрен делать. Я видел, как ломало Беса. Видел, как порой его трясло, как он пил с горла виски, колол очередную инъекцию, потому что был покусан, и как бился в истерике тридцатилетний вояка. Все мы порой слетали с катушек
Каспера ждала пожилая мать. Когда-то они жили так бедно, что его мама крутилась на трех работах и почти не спала все для того, чтобы ее Стив рос счастливым и здоровым мальчуганом, у которого есть и хорошая одежда, и новые книжки в школу, и игрушки, как и у каждого его мальчишки-одноклассника. Стив вырос, стал Ловцом по кличке Каспер. Этот лысый, спокойный и готовый помочь всем и каждому Ловец зарабатывал за месяц столько, сколько его мама не заработала и за всю жизнь. Все деньги он отдавал ей, пытаясь продлить ее жизнь жизнь пожилой женщины с неизлечимой болезнью. Ради ее счастья Стив убивал за кругленькие суммы, берег свое здоровье и свято врал, рассказывая байки о том, что работает лаборантом и никогда в жизни не видел ни одного монстра.
Малыша всегда ждала старшая сестра и целый выводок рыжих племянников с традиционными ирландскими имечками. Щедрый дядя баловал их, как мог, дарил сестренке то бриллианты, то машины, то домишки на островах и очень даже радовался жизни. Да что там даже я понимал, что меня ждет отец. Не тот человек с большой буквы, а мой замученный работой папа, который когда-то рыдал, увидев семнадцатилетнего избитого меня и осознав, что пропустил то время, когда все можно было легко исправить.
Я был почти уверен в том, что злость отпустила меня окончательно,
что все, в принципе, хорошо, да и не вспомнит Билл наутро, как целовался с Птичкой и тискал ее худую задницу. Я был почти уверен: сейчас мы будем пить и мирно беседовать, пока не рухнем от опьянения. Но судьба, видимо, решила поиздеваться надо мной еще самую крохотную малость. Малость, достаточную для того, чтобы осатанеть и взорваться.
Я едва не поперхнулся коньяком, когда отчетливо услышал сквозь приглушенное бормотание Ловцов, как в одной из соседних комнатах поскрипывает кровать, как Птичка постанывает и что-то лопочет писклявым голоском. Мне всегда казалось, что я довольно разумный парень и никогда не позволю себе сделать что-то такое, о чем буду потом еще долго жалеть, осознавая свой вопиющий кретинизм. Но я ошибался.
О, твой протеже времени даром не теряет, устало заметила Якудза, осоловелыми глазами рассматривающая коньячное озерцо на дне бутылки. Все-таки Мишель сука. Охмурила сопляка и теперь пользуется тем, что он напился.
Женщины корень всякого зла, многозначительно произнес Каспер в сигаретный туман.
А ревнующие мужики того хуже, шепнул мне на ухо Бес, накрыв холодной ладонью поясницу. Я ударил его ногой под столом, хотя хотел бы присветить в морду. Меня перетряхнуло, как от удара током. Я не знаю, что было сильнее: бешенство или желание переспать с Кристианом в отместку Биллу.
А не пойти ли нам поохотиться? усмехнулся я, отставляя бутылку и щелкая зажигалкой. На удивление, мне даже удавалось довольно твердо стоять на ногах, а перед глазами не троилось, а всего лишь немного плыло.
Якудза икнула и ойкнула. Милое зрелище, не будь она тридцатисемилетней убийцей, способной всадить тебе в шею нож раньше, чем успеешь вспомнить собственное имя.
Да ты никак рехнулся, дорогой!
Может, и рехнулся. Но разве мы не делали и более безумных вещей?
Риторический вопрос остался без ответа. Делали, конечно, а потом получали от Отца по полной программе. Вспомнить хотя бы то, как Бес, тот самый, что сидел сейчас рядом со мной и как бы случайно прижимался бедром, однажды заманил две дюжины мертвецов в заминированное здание и разнес его к чертям одним нажатием кнопки, устроив каменно-мясной фейерверк с примесью мозгов, кишок и брызг прогнившей крови. Чудил в свое время и я. Как-то раз на пьяную голову мне приспичило поиздеваться над ходячим Я поймал его живьем и кромсал долго и нудно на камеру. Не без удовольствия. Сначала перерезал сухожилия, потом начал лоскутами снимать с него то, что называется кожей. Заканчивал тем, что выламывал ребра. По одному. Отец тактично намекнул мне, что еще одна такая выходка, и с Семнадцатым придется попрощаться. Но сегодня страх вылететь из этого «серебряного рудника» не остановил ни меня, ни ребят.