А красивая девка!
Жалко?
Нет, не жалко. И брать с собой ее нельзя. Пану она такая уже не нужна, в маетке посторонним не место.
Ну что ж Кони отдохнули, пора и домой. Но сначала
Михал!
Хлопец подбежал, широко ухмыляясь. В руке звенело монисто такое же, как на девке, с тяжелыми старинными дукатами.
Пан сотник?
Невесту сюда! Оксану!
Гы!
И не «гы!» оборвал я. Обходиться вежливо! Понял?
Михал почесал затылок, но спорить, ясное дело, не стал.
А вы, хлопцы, собирайтесь! И эту Побыстрее!
Девка словно догадалась пошатнулась, упала в снег, с трудом приподняла голову. Крик хриплый, страшный.
Пан сотник! А может, отпустим? Пусть бегит! Доберется ее счастье!
Доберется! Десять верст голой, по морозу!
Быстрее! повторил я и, не оглядываясь, пошел к лошадям. В уши вновь ударил крик ударил, оборвался.
Все!
Отплясала!
У лошадей скучал постовой, не иначе, проклиная свой удел; неподалеку кулями лежали связанные гостьи. Эти еще попляшут в замке, жаль, мы не увидим
Вот она, пан сотник!
Тогда, в хате, я не успел толком рассмотреть невесту. До того ли было? Теперь Теперь смотреть на нее не хотелось. Девка как девка, только на голове не венок очипок с завязанной лентой. Как раз завязывали, когда мы вошли.
Ты Оксана? Невеста Гриня Кириченко?
Она не ответила. В глазах была пустота такая же, как у той девки.
Сомлела она, пан сотник!
Я пригляделся. Не сомлела хуже. Ее вытащили из хаты прежде, чем мы взялись за шабли, но и того, что она видела, хватило.
Да ничего, пан сотник! Чумак не в обиде будет!
Михал вновь ухмылялся. И вправду, забава невесту из-под венца увезти! Невесту увезти, жениха под потолком на собственном кушаке подвесить
Белые губы шевельнулись, в глазах промелькнуло что-то осмысленное, ясное.
Ироды! Ироды
Ее разум уходил в темную глубину, в пропасть, откуда нет возврата. Да, не порадуется Гринь! И она не простит. Ведь там, в хате, вся ее родня осталась!..
Отойдите! Все! На двадцать шагов! Живо!
Хлопцы удивленно переглянулись, Михал хмыкнул. Нетерпеливо заржали кони застоялись, пора ехать
Я подождал, прикрыл веки.
Прочь, Тени!
Теперь перед глазами была белизна и неясный размытый силуэт с темным пятном возле сердца.
Ее душа и ее безумие.
Страх можно прогнать, но это не страх, это хуже. Значит, обычные средства не годятся. Остается одно Имя Тосефет, Великое Добавление. Клочья чужой души прогонят безумие, станут частью ее самой
Да, станут. И больше не будет Оксаны, Чумаковой невесты. Будет кто-то другой и Оксана.
Теперь не спутать, правильно подобрать слова. Когда-то раввин Лев из Праги пошутил: наклеил бумажку с Именем на обычную глиняную кадку и получил голема. И мой хозяин тоже пошутил сотворил пана Пшеключицкого. До сих пор не знаю из чего из кадки, из бревна или из свежего трупа. Удобно за креслом стоит и золота не просит!
Пора!
Слова проступали на белизне угловатые черные буквы. Справа налево, одна за другой. Чернота исчезала, сменяясь серостью. Словно кокон охватывал душу.
Есть!
Теперь последнее, но очень важное.
Я открыл глаза. Белизна исчезла, исчезли черные буквы. Передо мной стояла кукла живой голем с пустыми глазами. Нижняя губа отвисла, в уголке рта скопилась слюна
Панночка Оксана!
В глазах что-то блеснуло. Она вспомнила свое имя.
Пока только имя
Ты Оксана, невеста Гриня Чумака. Ты его очень любишь. Скоро твоя свадьба. Поняла? Если поняла кивни!
Голова дернулась деревянно, мертво; и я вновь вспомнил пана Пшеключицкого. Такое и пан Станислав может. Но что толку от голема?
Пани Оксана! Сейчас я досчитаю до трех, и ты проснешься веселой, радостной. Скоро ты встретишься с женихом, но слушаться будешь только меня. Поняла? Если поняла кивни.
Голова снова дернулась. Посмотрел бы сейчас пан Григорий на свою невесту!
Теперь последняя часть Имени. Та, что неведома пану Мацапуре. Его надо читать, глядя прямо в глаза. В пустые, широко раскрытые глаза новорожденного ребенка.
А теперь Один Два
Где? Где я?
Голос звучал растерянно, но в нем не было страха. Я улыбнулся, любуясь делом рук своих. Та, что была Оксаной, снова стала ею. Почти прежней
Гратулюю
вас, пани Оксана! Меня зовут Юдка, я друг вашего жениха
Она неуверенно улыбнулась, поглядела вокруг. Удивленно, не узнавая.
Вечер добрый, пан Юдка! А где Гринь? Я хочу к нему!..
Ярина Загаржецка, сотникова дочка
Этого хлопца она не знала. Маленький, ушастый, мохнатая шапка на нос налезла, шаблюка по снегу волочится. Ну и воин!
Гвалт!
Этого еще не хватало! Весь день в седле, устала, коня заморила, думала, хоть в Валках спокойно
Гвалт, панна сотникова! Крамольника бьют!
Ярина вначале не поняла какого еще крамольника? Но тут же вспомнила.
Лекаришка!
И где ж его бьют, хлопче?
За что, спрашивать не стала. Валковчане народ справедливый. Коль бьют, так за дело.
Парень моргнул и внезапно ухмыльнулся.
А у Павки Гончара! За углом, тут близко.
Девушка вздохнула, провела рукой по лицу. Такой тяжелый день, а тут еще и гвалт!
А без меня не разберетесь?
По довольному лицу недоростка поняла не разберутся. Точнее, разберутся в лучшем виде с паном Крамольником.
Ладно!
Где живет Павка Гончар, она знала. Да и не Павка он давным-давно Павло Севастьяныч, и сынов у него двое, у каждого кулаки с добрый гарбуз. Уж если они бить начали!..