Мама была не совсем права. Обмундирование отцу дали и правда солдатское (и к тому же поношенное, белесое), но погоны были майорские. Причем золотые и новенькие. Отец объяснил, что полевых погон для старших офицеров на военном складе почему-то не нашлось.
В этих вот сверкающих погонах, полинялой форме с чужого плеча и в пахнущих ваксой кирзовых сапогах отец зашел домой попрощаться. Он отправлялся с колонной машин за двести километров от города в какую-то Сухую Елань, где разворачивался запасной военный аэродром.
Мама была очень раздосадована. Не только потому, что расставалась с мужем на полтора месяца (а то и больше – знаем мы это военное начальство!). Дело еще и в том, что в их квартире начинался ремонт.
Дом был деревянный, двухэтажный, никаких ремонтов здесь не делали с довоенной поры. Двухкомнатное жилище Греевых совсем обветшало. И наконец-то мама договорилась в своей конторе “Горпотребсоюз” о штукатурке, покраске полов и о перекладке печи, у которой в дымоходе вываливались кирпичи. Договорилась – и вот, пожалуйста! В доме не остается ни одного мужчины!
– Я могу не ездить в лагерь! – вскинулся Винька.
По правде говоря, он туда не очень рвался. До сих пор в пионерских лагерях он не отдыхал, и теперь душа его была полна сомнений. С одной стороны интересно, а с другой... Опытные люди рассказывали всякое. И о суровых порядках, и о том, что, если сразу не поставишь себя как надо, могут превратить в “лагерного тютю”. У такого “тюти” судьба самая горькая.
Но мама на Виньку цыкнула: с таким трудом раздобыли путевку, а он фокусничает! Потом сказала:
– Самая лучшая помощь, если ты не будешь тут торчать целый месяц и мешать взрослым людям.
А отец сказал, что главный мужчина в доме – мама. Командовать она умеет лучше всех. А работать самой ей не придется, на то есть штукатуры и маляры. Да и прораб Василий Семеныч – хороший знакомый, не подведет.
– А уборки-то сколько будет после ремонта! Рабочие не станут ей заниматься!
– Ну, Людмилу позовешь, поможет...
Людмила была старшая Винькина сестра. Она с мужем и маленькой дочкой жила не здесь, а снимала комнату на улице Зеленая Площадка.
Мама только рукой махнула:
– У нее сессия в институте. Галку мне притащит на постой в воскресенье, когда ясли закрыты, вот и вся помощь... Ты хоть пиши почаще. Почта-то там есть?
– Будет...
– Полевая, да? – сунулся Винька.
– Авиапочта, – усмехнулся отец. – Аэродром же. Каждый день будут специальный самолет гонять.
Он укладывал бритву, полотенце и сверток с бельем в большой штатский портфель, с которым ходил на лекции в техникум.
Винька потрогал висевшую на отцовском ремне пустую кобуру (от нее пахло как от новых ботинок).
– Папа, а пистолета почему нет?
– Дадут, когда надо будет. Предлагали получить прямо сейчас, да ну его. Потеряешь – голову снимут...
– А орден
2
Оказалось, что опасения не напрасны. Витька Жухов с коровьим прозвищем Му ма – лагерный старожил и авторитет – сразу углядел в толпе новичков “милого ребенка” в желтых скрипучих сандаликах, в алой сатиновой испанке на аккуратной стрижке, в отглаженной белой рубашечке и вельветовых лямках с перекладинкой на груди. И, наверно, с растерянно приоткрытым пухлым ртом.