Ох как ненавидел Винька свою внешность примерного мальчика и пионера-ударника. Сколько раз приходилось, сжимая страх, доказывать делом, что он не “такой”, что “свой”. Неужели и сейчас?
Мума уперся в новичка жидко-рыжими глазами.
– Эй ты, Мотя! Ну-ка, иди сюда. Тебе говорю...
“Мотя” – значит еврей. Может, Мума решил так про Виньку Греева из-за его темной челки и похожих на сливы глаз? Неважно. Важно, что он, Мума, сволочь. Потому что лишь сволочи, белогвардейцы и фашисты могут издеваться над человеком за то, что он еврей. Винька слышал это от отца. И в книжках читал. В своей любимой повести Гайдара “Военная тайна” и в его же рассказе “Голубая чашка”.
Кстати, и папин друг Винцент Родриго Торес был еврей. Испанский. И сгорел в самолете после того, как сбил двух фашистов...
Человек, читавший “Военную тайну”, не может быть окончательным трусом. Обмирать в душе может, но поддаться какому-то гаду, да еще на глазах у всех...
Подрагивающим голосом он сказал:
– Вообще-то меня зовут Винька. Но можно и Мотя, пожалуйста, не жалко. Только идти к тебе мне неохота.
Мума скривил пухлую рожу.
– Это чего же так?
– А вот так. Сено к корове не ходит.
– Намекаешь, Абраша?
В толпе хихикнули. Подумали, что Винька и правда намекнул на “мычащее” прозвище Жухова.
– Я тебе покажу ког’ову... если не будешь слушаться.
– А как надо слушаться? – спросил Винька, чтобы протянуть время. А там, глядишь, кто-нибудь из взрослых подойдет. Вопрос прозвучал вроде бы смирно, однако с насмешечкой.
Но Мума насмешку не уловил. Покивал:
– То-то... Возьми-ка мой рюкзачок да уволоки в палату. Ты ведь пионер, должен старших уважать. У меня чегой-то спина заныла на старости лет.
– Зарядку надо делать, – опять обмирая внутри, посоветовал Винька.
– Чё такое ты сказал?
– Ты еще и глухой... по старости. Да? – Это Винька вежливо и вполголоса. Но от мягкости тона дерзость таких слов не уменьшилась.
– Пионеры и школьники, смотрите! – с дикторским пафосом возгласил Мума. – Сейчас мальчика будут учить примерному поведению!
– Смотри не обкакайся, – звонким от ужаса голосом предупредил Винька. Потому что было уже ясно: все равно схватки не избежать и бой будет смертельный. Кругом радостно загоготали: и от того, что новичок ловко отбрил М
3
Звали его Глеб. А фамилия была Капитанов.
Он так и сказал на сборе знакомства: Глеб Капитанов. Но многие поняли это как “Глебка Питанов”. Прозвища в первый день лепили наскоро – сокращая фамилии. Но “Пита н” было непонятно. Почти сразу переделали в “Питон”. А потом кто-то из лагерных остряков заметил:
– Не питон, а кобра, потому что очковая змея.
Но “Кобра” тоже не прижилась. Рассудили, что кобра – змея грозная и ядовитая, не подступись. А Глебка был из тех, кто муху не обидит. И потому еще один остряк внес поправку: