дышите, когда гуляете? Ртом? Ну, вот видите, а я дышу носом. А когда вы работаете за письменным столом, где вы держите носовой платок? Верно, у себя в кармане? Правда? А я на стуле в соседней комнате» . Положение о дыхании носом, бесспорно, является типично кантовским , но именно потому, что оно было свойственно философу, он и избегал разговоров во время прогулок по Кенигсбергу в зрелом возрасте, а посему вряд ли вообще затеял бы разговор со Штаалем.
Как это нередко случалось у русских писателей и раньше, у Алданова затрагивается в связи с Кантом и любовная тематика: профессор сразу пытается устроить брак Штааля с знакомой ему фройляйн Гертрудой. Многие знавшие Канта утверждают, что он неоднократно пытался устроить браки своих знакомых, подыскивая им подходящие партии . Правда, при этом он исходил все же из интересов мужчин . О себе же он рассказывает Штаалю историю, которая действительно произошла с реальным Кантом: «...меня еще совсем недавно хотел женить местный пастор Беккер. Он даже написал для меня диалог о женитьбе: Рафаэль и Тобиас, или Размышление о брачной жизни христианина [...] я вернул ему расходы по выпуску этой брошюры, ибо он напечатал ее только для того чтобы убедить меня жениться...» . Но слова, произнесенные профессором в романе о том, что «настоящий мужчина не должен вступать в брак» , звучат крайне неубедительно. Старый приятель Канта Кристоф Фридрих Хайльсберг (1726-1807) подчеркивал, что, несмотря на свое холостяцкое положение, Кант рассматривал «брак как потребность и считал его необходимым» . Более того, сам он неоднократно предпринимал попытки жениться, впрочем, оказавшиеся по разным причинам неудачными . В более почтенном возрасте предложения и планы других по поводу его женитьбы были Канту «очень неприятны» . Якоб Салат (1766-1851) пролил своим рассказом некоторый свет на причины, заставившие Канта остаться неженатым: «Когда я мог нуждаться в женщине, я не мог ее прокормить, а когда я уже мог ее прокормить, я в ней больше не нуждался, сказал почтенный старик со смехом в разговоре одному путешественнику, одному очень достойному мужу, из уст которого мне это высказывание и известно» .
Алданов вкладывает в уста Канту рассуждения о врагах и друзьях. Тезис о том, что «разумный, мыслящий человек не имеет врагов» , вряд ли можно считать кантовским. Кантовским является, скорее, мягкое отношение к собственным неприятелям , о которых он говорит Карамзину: «...они все добрые люди» . Весьма превратно звучит и другая фраза алдановского Канта: «У меня есть друзья, [...] потому, что я предписал себе любить людей...» . По всей видимости, речь идет о любви как склонности или, на языке Канта, патологической любви, которую предписать невозможно. Ей Кант противопоставляет заключающуюся в воле практическую любовь, которая состоит в благотворении по долгу и только такая любовь может был» предписана. В этом смысле философ истолковывает и слова из Священного Писания (Матф 5:44) . Кант с большим участием относился к судьбе своих друзей , хотя при этом и любил повторять фразу: «Мои дорогие друзья, друзей не существует» . Но после смерти кантовских друзей с философом происходила существенная перемена, что и говорит Штаалю Кант Алданова: «Некоторые [друзья], правда, умерли... Но я их никогда не вспоминаю. Я запретил себе о них думать... Не нужно никогда вспоминать о мертвых» .