Может быть, Элайя оказался очень самонадеянным, спеша покинуть негостеприимный поселок, но тогда ему показалось, что дочка достаточно окрепла для дальнейшего
пути.
Почти без гроша в кармане, с небольшим детским приданым, собранным сердобольными женщинами, и запасом еды Элайя отправился домой, оставив в здешней земле половину души. Однако, дорога с младенцем на руках стала не в пример труднее, и вскоре врач пожалел, что не послушался маркиза и трактирщика. Хорошо, что совершенно случайно вспомнил о младшем брате отца, дяде Жозефе, жившем в Сент-Этьене, где он оказался холодной осенней ночью.
Так, по воле случая, дом дяди навсегда стал домом и для него. Дядя помог выходить маленькую Герти, но Элайя заметил, что при взгляде на ребенка старик постоянно хмурится. Только намного позже молодой и менее опытный врач понял то, что с первого взгляда было ясно его дяде мозг девочки явно пострадал от недостатка питания и кислорода в чреве мертвой матери.
В доме дяди Элайя вскоре стал не только полезен, но и незаменим. Старик с удовольствием видел в нем свое и брата продолжение. Тягу к медицине они унаследовали от деда, друга знаменитого Мишеля Нострадамуса. У Элайи был тот же пытливый ум исследователя и фанатичная самоотверженность врача. Не чурался он и алхимии. Старик пока не рассказал ему о хранящемся в секретной комнате в подвале обширном архиве уникальных записей деда и провидца.
После известия о смерти брата ему удалось тайными путями пробраться в особняк, где все это хранилось, и вывезти рукописи и кое-какие ценности семьи. Не мог он допустить, чтобы записи попали в руки невежд, таких, как жадный градоначальник и его приспешники. Пусть удовольствуются домом. Сам он не стал предъявлять права на родовое гнездо, оставив псам их кость.
А в последнее время все больше раздумывал, можно ли доверить племяннику бесценный кладезь знаний, достоин ли он? Или пусть манускрипты и дневники ждут своего часа, как повелит Господь. То, что он до сего времени видел в племяннике, радовало, но осилит ли его неискушенный современный ум совершенно бредовые, фантастические идеи и древние науки исчезнувших цивилизаций? Сам старик, начав изучать записи, понял, что не готов, и давно забыл дорогу в тайную библиотеку.
Элайя успешно вел прием, готовил отличные лекарства и по славе почти превзошел дядю. Многие его методы были новы и страшили старика, но Элайя в борьбе с хворями применял весь опыт, накопленный во время путешествий по Азии и Востоку. Кроме этой основной работы, он много времени проводил в лаборатории, мечтая изготовить лекарство для подрастающей дочери.
Природа брала свое, и к пяти годам девочка приобрела черты любимой Дори. Но она почти не разговаривала и целыми днями могла сидеть в одной позе там, где усадят. Не знала, что надо умыться, посетить туалет, поесть. При этом ее взгляд вовсе не был пустым, а лицо не имело признаков скудоумия. И отец не терял надежды. Габриэль и Бригитта любили малышку и, хотя она и не была ласковой и не имела поведения, обычного для ребенка ее возраста, они охотно возились с ней, как с живой куклой. Самую большую и светлую комнату в доме обставили с дворцовой роскошью, наряжали девочку красиво и дорого, причесывали прекрасные локоны.
Но она ничего этого не замечала, так и обитая в своем мире. Дядя, никогда не имевший собственных детей и не умевший с ними обращаться, тем не менее, много времени проводил в комнате Гертруды. Однажды Элайя застал такую картину: Жозеф сидел в кресле, держа толстую книгу, а девочка, пристроившаяся у него на коленях, тоненьким пальчиком тыкала в страницу и слабым, неуверенным голоском тянула буквы. Элайя тогда долго наблюдал за ними из-за угла и впервые за долгие годы плакал от горя и счастья.
К осени девочка умела писать, читать, то есть, вместо пустого сидения, глядя в одну точку, она теперь тщательно проговаривала слова из книг, хотя вряд ли понимала, о чем идет речь. В остальном ничего пока не изменилось, свою комнату она не покидала, ни с кем не общалась. Но старик, постепенно удалившись от практики, все больше времени проводил с ней. Девочка каким-то неведомым чутьем узнавала, когда он входил в комнату, и поворачивала голову на его шаги. К другим никаких эмоций не проявляла.
Однажды к рождественскому обеду за спиной усевшегося за стол Элайи послышались странные звуки тяжелые шаркающие шаги Жозефа перемежались частым легким топотком. Элайя, замерев, не смел повернуться, но видел на лицах сидящих напротив Бригитты и Габриэля выражение бескрайнего удивления. Старик уселся на свое место, и на колени к нему тут же вскарабкалась Гертруда. По-прежнему не замечая никого вокруг, она вопросительно подняла глаза на старика, и тот ободряюще улыбнулся.
Девочка сложила ладошки и стала тихо читать молитву, опустив глазки в стол. Закончив, снова дождалась команды и взяла в руки хлеб. Онемевшая Бригитта
не сразу сообразила положить в тарелку хозяина мясо. Получив от девочки первую в жизни улыбку, женщина в слезах убежала в кухню, и все услышали всхлипы, перебиваемые сумбурной молитвенной речью. Двое мужчин за столом молча роняли слезы, а старый врач с победоносным выражением лица помогал ребенку справиться с косточкой. Закончив есть, девочка потянулась за кружкой и выпила воды, потом, поцеловав дедушку в нос, спрыгнула с колен и выжидающе стояла возле стола.