Вопросы, которые ставит автор «Короля, дамы, валета», это тоже «пропасть серьёзного», но он ещё молод, задирист, неопытен, и ему очень важно защитить себя, своё понимание мира и человека. Набокову претит предписывание судьбе человека надуманного, вычисленного причинно-следственного ряда. И он стремительно, озорно и страшно втягивает своих героев, а заодно и читателя, в головокружительные, совершенно неожиданные виражи мыслей и поступков, не щадя красок, злоупотребляя символикой и скатываясь «по узкому хребту» в пародию, карикатуру, фарс. До писательской зрелости Фёдора ему ещё далеко. Но есть ноты, интонации и они обещающие
Драйеру определённо был нанесён удар это подтвердила Марта, когда, сразу после ухода Франца, неожиданно для себя, за вышедшим в коридор Драйером «быстро и яростно свернула замку шею». «Чуть ли не в первый раз она чувствовала нечто, не предвиденное ею, не входящее законным квадратом в паркетный узор обычной жизни ... выросло что-то облачное и непоправимое».3922 И дальше автор нагнетает череду «случайностей», с плотностью символики совершенно уже неудобоваримой как в серийных карикатурах или комиксах. Тем же вечером происходит авария, после которой Драйер говорил с полицейским так, «как будто случилось что-то очень смешное», Марта же была «как каменная». Что это предвестие судьбы, которая (она, а не Драйер!) посмеётся над Мартой последней, или это просто парадоксальная реакция на фоне шока, свойственная темпераменту героя?
Так или иначе, но на следующее утро Франц, в новых очках и «снисходительно» расположенный без стеснения пользоваться щедростью «дяди», снова застаёт Марту одну: в нелепой, но символической экипировке кротовом пальто и с зонтиком, проверяющей «сомнительную белизну неба».3933 Их разговор автор сопровождает целым букетом ключевых фраз и выражений. Выясняется, что Франц присмотрел себе комнату «на тихой улице, кончавшейся тупиком», что при аварии «мы сломали какой-то барьер и столб», Марта перекладывает зонтик из правой руки в левую, спрашивая Франца, в какую сторону ему идти, вызывается ему помочь, но просит не говорить об этот мужу, «Бог знает какие дебри», отмечает Марта, идя по длинному темноватому коридору.3944
Двойные смыслы здесь несомненны, и им подводится итог дождём и размышлениями Марты: «Заморосило Морось перешла в сильный дождь. Марте стало смутно и беспокойно и вчерашний день, и сегодняшний были какие-то новые, нелепые, и в них смутно проступали ещё непонятные, но значительные очертания».3951
С Мартой начинает происходить то, что, по её представлениям, происходить не может и не должно: «Жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков».3962 Бессознательно, чтобы сохранить свою систему ценностей, Марта помещает всё это «смутное» (слово, постоянно сопровождающее на этих страницах ощущения Франца и Марты) в «законный квадрат» паркета своих понятий,
а именно: в «квадрат» адюльтера, положенного, как она думает, даме её круга, и «всё стало как-то сразу легко, ясно, отчётливо».3973 Неожиданное появление, на ночь глядя, в доме Драйеров Франца (Драйер вызвал его на «ночной урок» в своём магазине) провоцирует Марту устремить на будущую свою жертву «нестерпимо пристальный взгляд», дающий понять, что не следует говорить мужу о помощи, оказанной ею в снятии Францем квартиры, и вот их уже соединяет тайна, треугольник почти готов.
Дабы читатель понял, чего стоят потенциальные соперники, автор выводит их на ринг. Ведь Драйер, в молодости, лет двадцать тому назад друживший с кузиной Линой, матерью Франца (и, видимо, приблизительный её ровесник), тоже был тогда беден и начинал приказчиком, но разорившиеся родители Марты выдали её замуж уже «за легко и волшебно богатевшего Драйера».3984 И вот теперь он, ночью, везёт Франца в свой огромный роскошный магазин, чтобы самолично дать ему первый урок, оказавшийся насыщенным таинствами театрализованным зрелищем, урок, как комментирует автор, который «вряд ли принёс пользу Францу, слишком всё было странно и слишком прихотливо».3995 В «упоительную область воображения», вслед за «художником» и «прозорливцем» Драйером, Францу доступа нет не дано. Не быть ему и Пифке это представительный человек, «с бриллиантом второстепенной воды на пухлом мизинце»,4006 видимо, работающий кем-то вроде управляющего, посредника между покупателями и продавцами. В уроках Пифке, однако, для Франца оказалось слишком много арифметики, и он был препоручен для обучения молодому приказчику, подозрительно на Франца похожему, почти двойнику, даже в таких же черепаховых очках, но с опытом и некоторыми нюансами в облике не в пользу Франца. Причём, в полном согласии с Драйером, Пифке определил Франца не в отдел галстуков, где всё-таки нужно какое-то эстетическое чувство, а в спортивный отдел, осенью, в межсезонье, когда там работы не слишком много. Уже через месяц, заботливо опекаемый своим идеальным, атлетического вида попечителем, Франц «с удовольствием замечал своё прохождение в зеркалах», и «сошёл бы за приличнейшего, обыкновеннейшего» приказчика, если бы не и автор перечисляет целый ряд, что называется, «физиогномических» признаков («чуть хищная угловатость ноздрей», «странная слабость в очертаниях губ», беспокойные глаза, прядь, спадающая на висок),4011 настраивая читателя на подозрения в криминальном потенциале, таящемся в этом персонаже.