в голову через неделю, больной и равнодушный попал поневоле в безумный и сонный поток гражданской эвакуации».2442 Только в Стамбуле, выйдя на берег, «только тогда он ощутил пронзительно и ясно, как далеко от него тёплая громада родины и та Машенька, которую он полюбил навсегда».2453
«Насколько прекраснее, вспоминает Набоков, были её [Люси] удивительные письма витиеватых и банальных стишков, которые я когда-то ей посвящал: с какой силой и яркостью воскрешала она северную деревню! Слова её были бедны, слог был обычным для восемнадцатилетней барышни, но интонация интонация была исключительно чистая и таинственным образом превращала её мысли в особенную музыку. Боже, где оно всё это далёкое, светлое, милое! Вот этот звук дословно помню из одного её письма, и никогда впоследствии не удалось мне лучше неё выразить тоску по прошлому Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать её можно только с жизнью».2464
Тем хуже для Машеньки вот она, истинная причина, по которой Ганину было поручено расстаться с ней, автору казалось, что, разорвав ассоциативную связь его первой любви с утратой родины, можно избавиться от ностальгии или, по крайней мере, унять, заговорить эту непреходящую боль. Средство же избавления подспудная, почти интуитивная дискредитация, обесценивающая значимость этой любви, благо предметом её была юная «мещаночка», с точки зрения аристократа весьма уязвимая по части эстетического вкуса, вот, пожалуйста, какие стишки щедро цитируются автором из её писем Ганину (кстати, в том числе и Подтягина, которого он, под стать, видимо, Сирину, поэтом полагает из весьма второстепенных).2475
И не случайно ещё в среду, за общим столом, уже «озарённый» мечтой Ганин «подивился, как Машенька могла выйти за этого человека» Алфёрова.2481 Он появится, Алфёров, а заодно и ответ на этот вопрос в одном из её писем: «Очень смешной господин с жёлтой бородкой за мной ухаживал и называл королевой бала. Сегодня же так скучно, скучно. Обидно, что дни уходят, и так бесцельно, глупо, а ведь это самые хорошие, лучшие годы». И вслед она приводит пародийной пошлости четверостишие, в котором сулит себе, с отчаяния, чтобы не превратиться в «ханжу», сбросить «оковы любви забыться упиться», весь пассаж заключив своим обычным: «Вот мило-то!».2492
Последнее письмо от Машеньки Ганин получил накануне отъезда на фронт: «Неужели я жила эти три года без тебя, и было чем жить и для чего жить? ... Боже мой, где оно всё это далёкое, светлое, милое Я чувствую, так же, как и ты, что мы ещё увидимся, но когда, когда? Я люблю тебя. Приезжай. Твоё письмо так обрадовало меня, что я до сих пор не могу прийти в себя от счастья». Непосредственная реакция Ганина на эти строки: «Счастье... Да, вот это счастье. Через двенадцать часов мы встретимся. Он замер, занятый тихими и дивными мыслями. Он не сомневался в том, что Машенька и теперь его любит. Её пять писем лежали у него на ладони».2503 Из этого блаженного состояния лукавый и жестокий автор выводит его действием, прогнозирующим финал: к Ганину неожиданно врывается Алфёров, которому приспичило отодвинуть шкаф, закрывающий дверь между двумя смежными комнатами его и Ганина, обещавшего уехать, освободив её, тем самым, для Машеньки. Алфёрову шкаф не поддался. И Ганин, на этот раз нисколько не сердясь, а напротив, весело, засунув чёрный бумажник с письмами в карман, «плюнул себе в руки» и шкаф отодвинул.2514 Таким образом, начавшись для Ганина со сборов в дорогу, чтобы встретить Машеньку, глава 13-я заканчивается освобождением для неё комнаты в пансионе.
И на вечеринке, накануне её приезда, Ганин думает о том же: «Какое счастье. Это будет завтра, нет, уже сегодня, ведь уже за полночь. Машенька не могла измениться за эти годы, всё так же горят и посмеиваются татарские глаза. Он увезёт её подальше, будет работать без устали для неё. Завтра приезжает вся его юность, его Россия Всего шесть часов осталось В действиях судьбы есть иногда нечто гениальное».2525
Так почему же Ганин, из «тени» возродившийся к жизни, полный энергии, готовый для Машеньки «работать без устали», все эти дни считавший часы до её приезда, уверенный, что она не могла измениться и что она его любит, почему он, в последнюю, пятничную ночь, споив Алфёрова, и утром, за час до прибытия поезда ожидая Машеньку на вокзале, в последний момент меняет решение? Он, которому автор изначально дал рекомендацию человека, в высшей степени способного «добиваться, достигать, настигать», но непригодного к отречению и бегству. Ничем иным, кроме отречения и бегства такой финал назвать нельзя.
Если неспособность порвать с Людмилой, всего три месяца бывшей его случайной любовницей, повергла
Ганина в такую депрессию, то что будет с ним, пережившим потрясение в связи со всей этой историей с Машенькой? Что побудило его к бегству? Почему он хотя бы не попробовал испытать эти свои замечательные качества такие убедительные в тройном, намеренно эмфатическом повторении «добиваться, достигать, настигать»? Ведь он «умел не только управлять, но и играть силой своей воли».2531 Ганин убеждает нас автор человек смелый и склонный к риску: у него два паспорта, и он живёт по поддельному, польскому, находя, что это «забавно и удобно» три года назад он был в Польше, в партизанском отряде; он даже думал когда-то: «проберусь в Петербург, подниму восстание» (?!).2542 «А вот будущий спаситель России», с наигранным пафосом благодушествует Подтягин.2553 И, наконец, на последних страницах романа, в сценах с умирающим Подтягиным Ганин предстаёт человеком не только благородным и мужественным, но и обладающим лидерскими качествами, способным в критический момент взять на себя ответственность и принимать правильные решения. В какой-то момент Набоков как бы предлагает читателю увидеть Ганина в образе героя, достойного скульптурного запечатления: «профиль Ганина, пристально глядевшего на кровать, казался высеченным из бледно-голубого камня» по контрасту с лицами двух его соседей-танцоров, они были «как два бледных пятна».2564