Хреновые тогда наши дела, признался громила и приуныл еще больше.
Знаешь, для меня последние три недели стали сплошной загадкой. Так что давай не усугублять. Начнем сначала, хорошо?
Сначала, говоришь? переспросил мужчина, рассеянно глядя на кончики своих пальцев.
Его ухоженные ногти, как мне показалось, были покрыты бесцветным лаком. На безымянном пальце левой руки, с претензией на богатство, поблескивала золотая печатка, большая и совершенно нелепая. Судя по всему, что-то заставляло «гоблина» медлить. Если он продолжал не верить мне и думал о розыгрыше, то это было полбеды. Хуже, если он просчитывал, какие именно дивиденды сможет принести ему нынешнее состояние «братана», оказавшегося в психушке.
Решаешь, какую именно версию правды мне преподнести? прямо спросил я. Только особо не старайся. Врачи уверены, что не больше чем через месяц я в любом случае все вспомню.
Да, я блефовал. А что делать? Меньше всего мне хотелось, чтобы этот человек, кем бы он мне ни приходился, держал меня за олуха царя небесного. Брат он мне или не брат, там видно будет.
Что ты! Какой мне смысл тебя накалывать? с обидой в голосе воскликнул «гоблин». Говорю же, то, что ты все забыл, для нас может обернуться большой проблемой. Слишком много на тебе завязано Если об этом узнают они
Вот так, ни много, ни мало. Я думал, что теперь, когда меня нашел хоть кто-то знакомый, мои проблемы сойдут на нет. Оказалось, проблемы еще только начинаются.
Кто «они»?
Да есть тут кое-кто Впрочем, ты прав. Давай все по порядку. С чего начать-то?..
Например, с моего имени.
Тебя зовут Макс Максим Владимирович Красилов.
«Максим, мысленно повторил я несколько раз, как бы смакуя слово, Максим». Ассоциаций с именем было только две. Первая, связанная со старым черно-белым фильмом о неунывающем, развеселом люмпен-пролетарии по имени Максим, который боролся с самодержавием в Российской империи. Второй ассоциацией была пошлая детская прибаутка: «Максим, пойдем поссым». Я невольно поморщился.
Что, не нравится? поинтересовался «гоблин».
Бывает и хуже.
Еще я вспомнил про лежащую в кармане испорченную визитную карточку с буквами, образующими первые слоги имени и фамилии «Ма» и «Кра». Анна оказалась права похоже, визитка была моя собственная, а не подаренная кем-то посторонним, как я решил вначале. Телефонный номер на карточке, выходит, тоже был моим. Впрочем, что мне теперь эта визитка, когда я встретился с человеком, который меня знает. Чисто теоретический интерес, не более.
Сам «гоблин» представился просто Сергеем, добавив, что друзья обычно называют его Сёджем. На английский манер. Фамилию свою он не назвал, но я пока и не настаивал. Дойдет очередь и до этого. Братьями, как я и подозревал, мы были исключительно в фигуральном, а не в кровном смысле слова. Знали друг друга лет пятнадцать. Были друзьями и партнерами. Несколько лет валандались по миру. Какое-то время жили на Западе, а теперь вот вернулись, осели в городе и затеяли бизнес, довольно серьезный. Были и враги, тоже серьезные, потому что,
с тех пор как Сёдж и я появились в городе, любое наше действие натыкалось на неизвестно откуда идущее, но очень ощутимое противодействие. До некоторого времени мы справлялись и успешно преодолевали препятствия. И вот тогда
В этом месте своего рассказа Сёдж неловко осекся и посмотрел на меня. Я насторожился, почувствовав, что на меня может быть вывалено нечто очень плохое.
Что-нибудь не так?
Да нет, все так, замялся Сёдж. Просто странно все это. Знаем друг друга давно, а считай заново знакомимся. Как в бразильском сериале.
Фраза прозвучала фальшиво. Наверняка он хотел сказать совершенно другое. К сожалению, это было очевидно даже для пациента психбольницы. Что-то он темнит, недоговаривает, подумал я и спросил:
У меня есть близкие?
Ну да. Я твой самый близкий. Других нет.
Сколько мне лет?
Тридцать четыре. Мне на год больше. Но ты у нас все равно главный.
И что, у меня нет семьи?
Нет, натянуто произнес он и после некоторого колебания все-таки добавил, потупив глаза: Уже нет.
Я понял сразу, что речь идет не о банальном разводе. Неприятный холодок пополз по позвоночнику.
С каких пор нет?
С марта.
Кто входил в мою семью?
Супруга и ее девятилетняя дочь от первого брака.
Как это случилось?
Очень быстро. Во всяком случае так говорили очевидцы. Автомобиль, которым управляла твоя жена, взорвался. Правда, это случилось не здесь. Она тогда ездила в Крым. Там у нее были родственники, что ли.
То, что я почувствовал, услышав эти слова, не было скорбью. Скорее, меня охватила грусть, вязкая и густая, как туман. Такая грусть часто и беспричинно приходит в пасмурные ноябрьские утра.
Сказать тебе, как ее звали?
Нет, честно ответил я, удивляясь своему нежеланию, потом все же добавил: Пока не хочу. Потом расскажешь
Взрыв, как понимаешь, не был случайностью.
Кто это сделал?
Если бы я знал!.. Но ты-то, я думаю, знаешь. По крайней мере знал до того, как оказался в дурдоме. Уверен, что именно поэтому и оказался там. Покушение на твою семью стало для нас последним предупреждением. После этого нам пришлось быть очень осторожными. Ты вообще куда-то пропал. Снял другую квартиру, твой мобильник молчал. Неделями на связь не выходил. Изредка только позванивал из автомата. Только благодаря этим звонкам я знал, что ты жив и не бросил меня одного все расхлебывать. Последний раз мы с тобой разговаривали в первой половине мая. Потом я понял, что в тот день, вернее, вечер все и случилось. Ты мне тогда сказал, что наконец узнал имена выродков, которые постоянно устраивают нам западло, и, мол, теперь они у нас в руках. Я, естественно, спросил, о ком идет речь. Ты пообещал, что расскажешь завтра, а пока у тебя якобы назначена важная стрелка и тебе необходимо утрясти последние детали. Я предложил, чтобы кто-то из наших пацанов тебя подстраховал, но ты отказался. Это все. До вчерашнего дня мы о тебе больше не слышали. Искали, конечно. Я уже стал свыкаться с мыслью, что тебе тоже хана, но тут приходит сообщение от нашего человека. Есть у нас такой, в ментуре работает. Бизнес-мент. Он-то мне и сказал про тебя и про твою амнезию. Даже фотку показывал.