Не могу поверить, что вы здесь, ваше величество. Вы наконец-то стали обычным человеком?
Мой брат фараон сам велел мне его посетить. Рано или поздно все хотят встретиться со мной лично, спокойно улыбнулся Царь. Все говорят, что он даже хочет попросить меня об одолжении.
О каком именно одолжении?
Царь Нищих пожал плечами:
Фараон и его советники выражаются очень туманно, ответил Сам.
Но, конечно, я сделаю ему одолжение, о чем бы фараон ни попросил, заявил Царь Нищих. В конце концов, мы же с ним братья-владыки.
В этот миг вошел дворцовый вельможа и негромко сказал, что Царя Нищих и его спутников ожидают на террасе. Когда Семеркет двинулся снова к храмовым колоннам, в его ушах все еще звенели веселые прощальные слова нищих. Краешком глаза он заметил, что серебряная ваза из ниши исчезла.
«Что ж, подумал Семеркет, это не моя забота».
Ему стоило подумать о более печальных вещах чиновник направлялся в тюрьму великого храма Амона, чтобы сказать Найе, что эта земля больше не является ее домом.
Рядом с ним со связанными за спиной руками ждал Рами. Быстрое речное судно в царской гавани готовилось отбыть на север, на его палубе громоздились погруженные в последнюю минуту ящики и тюки. Это был новый корабль, построенный по образцу финикийских, с килем и шпангоутами, с мелкой осадкой, но широкий. Значит, судно могло ходить не только по реке, но и по соленому морю за пределами Нила то, чего страшилось большинство не имеющих киля египетских кораблей.
Новый посланник, назначенный в Вавилон, уже находился на борту, вместе с дарами, предназначенными для вавилонского царя. В ожидании, когда в порт доставят Найю, Семеркет смотрел на Рами. Хотя тот, как это свойственно подросткам, выказывал пренебрежение к происходящему, чиновник видел, что он перепуган и явно винит в своих несчастьях его. Парень потерял все из-за человека, стоявшего рядом с ним, дом, родителей, даже девушку, на которой должен был жениться.
Рами, сказал Семеркет. Мне жаль, что все так обернулось. Я бы хотел, чтобы ты жил со мной в доме моего брата в Фивах.
С тобой? выплюнул парень. Я бы предпочел жить с гиенами.
«Именно с ними ты и жил», подумал Семеркет, но не сказал этого вслух. Он твердо положил руку Рами на плечо и заглянул ему в глаза.
Как бы то ни было, мне жаль, сказал он. Правда.
Подросток ничего не ответил, обиженно опустил золотистые глаза. Не в силах больше стоять рядом с Семеркетом, он быстро пошел на борт корабля. Семеркет в отчаянии взглянул на широкую улицу, которая окаймляла пристань, и увидел вдалеке Найю она шла рядом с храмовыми стражниками. Ребенок корчился в ее руках, его раздражали шум и резкие запахи доков.
Семеркет молча обнял их обоих, когда Найя подошла. Так они стояли вместе бесконечный миг, ничего не говоря и не замечая никого и ничего вокруг.
Слишком скоро нетерпеливый начальник заорал на них с палубы: Найя должна немедленно подняться на борт. Семеркет прорычал ругательство, повернувшись в ту сторону.
Мы не можем больше медлить, моя любовь, сказана Найя.
Она носила простое схенти траурного серого цвета и головную повязку из такого же простого материала.
«Ей следовало бы одеваться, как царице, горько подумал Семеркет, а не как служанке».
Я поеду с тобой, сказал он, беря ее за руку.
Ты не можешь.
Я смогу. Ты знаешь, что я это сделаю.
Ох, Кетти, почему ты всегда делаешь все еще трудней? ; Давай попрощаемся здесь, в Фивах, и навсегда. Выбрось меня из головы.
Этого не будет. Я не могу.
Внезапно она рассердилась.
Ты такой жестокий человек! сказала Найя с плачем.
Младенец тоже начал плакать, и Семеркет стоял, беспомощно глядя на них обоих.
Как ты можешь это говорить, зная, как я тебя люблю?
Найя посмотрела на Семеркета, в глазах ее был странный свет. Потом она отчаянно поцеловала ребенка, как будто готова была раздавить его, прижав к себе.
Что мне надо увезти с
собой, так это знание, что ты не страдаешь, сказала она. Ты не понимаешь, как сильно мне это нужно. Только это и даст мне силы выжить, а выжить это ближайшая цель.
Семеркету не понравился ее странный тон, не поправился странный решительный блеск глаз. Но не успел он выразить свои страхи, как Найя внезапно пихнула ему ребенка.
Возьми его, проговорила она.
Бывший муж мог только молча смотреть на нее, и женщина снова резко крикнула:
Возьми его!
Семеркет ошарашено взял Хани, который теперь пронзительно кричал, и прижал ребенка к груди. Чиновник не мог говорить язык его снова оцепенел.
Я хочу, чтобы его воспитали египтянином, чтобы его воспитал лучший человек, которого я когда-либо знала и когда-либо узнаю. Он наш сын, Семеркет, помни это. Хотя его породил Накхт, боги дали нам ребенка единственным способом, каким могли. И неважно, как мы его получили он наш. Я его родила, а теперь ты должен его воспитать.
Найя!
Семеркет пришел в ужас.
Вот почему ты должен быть счастлив тут ради меня. Потому что если ты не будешь счастлив, если станешь горевать и чахнуть но мне, напиваться вдрызг, я знаю наш сын тоже не сможет быть счастливым. Ты сможешь сделать это для меня?