Это пишет скорее банкир, нежели художник! Можно подумать, что всю свою жизнь он бедствовал. А ведь Виргилий развернул некоторые странички, составляющие вместе как бы дневник личных расходов. Хотя я и не специалист по финансам и неважно читаю по-итальянски, если верить этим столбцам цифр, Тициан был просто крез! Одно то, что он получил от императора и его сына! Ну, например: пятьсот дукатов за первый портрет Габсбурга. Каждый портрет приносил ему небольшое состояние, а он написал сотни портретов! А из этой бумаги явствует, что некая должность в Немецком подворье приносила ему сто дукатов в год, что со временем превратилось в кругленькую сумму триста дукатов. Плюс по двадцать пять дукатов за каждый портрет новоизбранного дожа! И все это, по всей видимости, освобождалось от налога в двадцать процентов на высокие доходы, поскольку Тициан имел статус «художника на государственной службе»
Разговоры шли своим чередом, сортировка бумаг своим. В конце дня они закончили и, усталые и голодные, решили составить опись всем произведениям, которые отыщутся на Бири-Гранде, а затем поспешить в дом дяди, прихватив с собой воспроизведенные на бумаге наброски с полотен. Чтобы с новыми силами погрузиться в изучение тициановских сюжетов, им был необходим добрый ужин.
В личных покоях художника, кроме необычной коллекции часов, ничто не привлекло их внимания. Напоследок они вновь зашли в мастерскую, желая еще раз взглянуть на находящиеся там полотна. На сей раз их внимание привлекли те, что были повернуты лицом к стене. Первое полотно было незакончено, на нем был изображен дож в доспехах, в присутствии святого Марка преклонивший колена перед Верой, за ним чудесный вид на погруженную в туман Венецию. И хотя на полотне присутствовали вооруженный арбалетом человек и лев, оно было отложено.
Этого только не хватало, буркнул Виргилий. Лев, похожий на того, с которым я столкнулся, расследуя, от чего умер отец!
Он постарался прогнать болезненное воспоминание. Следующие три полотна лишили друзей дара речи: на них были представлены святой Себастьян, пронзенный стрелами, Христос, побиваемый палками, и Марсий, с которого заживо сдирали кожу. Три сцены, полные ужаса и насилия. И каждая на свой лад сцена убийства.
Вечером за столом у дяди речь зашла о посещении дома Тициана. Прошло уже несколько часов, как друзья покинули его, но потрясение, пережитое при виде трех полотен, не улеглось, настолько мощной была исходившая от них недобрая сила.
Всепожирающий пламень
Неописуемая жестокость
Предельно темные тона
Искаженные лица
Жуткое ощущение
Дуновение смерти
Чезаре, готовивший ужин, внимательно прислушивался к их голосам. С таким любителем поесть, как дядя, можно было не сомневаться, что они славно повечеряют. И впрямь, вскоре на столе появились многочисленные горшочки и кувшины: икра, которую французам еще не доводилось пробовать, а в Венеции потребляли в изобилии, клецки из муки и хлеба, жареные павлины («Они мне стоили тридцать лир за пару»), сливочный соус с укропом, моденские колбаски и дикая горчица вместо салата.
Приятного аппетита! проговорил дядя, наливая каждому критского вина с пряностями.
Пьер схватил вилку и набросился на колбаски. Виргилий чинно развернул салфетку, сложенную дядей в виде митры, и тоже приступил к еде.
Одна вещь не дает мне покоя, заговорил дядя. Видать, Тициан никогда никому об этом не рассказывал. Даже его любимый сын Горацио ничего не знает.
Сказал, что ничего не знает, а это не одно и то же! поправил дядю Предом.
Что ты имеешь в виду? спросил тот, вгрызаясь в огромную павлинью ляжку.
В погоне за убийцей моего отца я приучился подвергать сомнению любые высказывания.
Чезаре покачал головой и сполоснул рот вином.
Однако, продолжал Виргилий, не представляю, зачем Горацио отрицать, что он что-то знает, если это не так?
Да и к чему стал бы врать сам Тициан? развил мысль Виргилия Пьер, по достоинству оценивший икру, черпаемую им ложкой из горшочка.
То-то и оно: почему он не донес о преступлении, свидетелем которого стал? Что помешало ему рассказать обо всем властям?
Пьер молча наворачивал икру. Виргилий рассуждал вслух:
Может, он боялся?
Боялся? переспросил дядя, подцепив вилкой с десяток клецек.
Ему могли угрожать расправой. Или хуже того: расправой над его детьми, дочерью Лавинией или Горацио, которыми он так дорожил.
Письмо королю Испании! закричал Пьер, давясь яйцами осетра.
Виргилий нахмурил брови, явно заинтригованный.
Да ты вспомни! В одном из писем, которые я тебе сегодня зачитывал, Тициан упоминает о покушении на сына.
Точно! обрадовался Виргилий. Если мне не изменяет память, в Милане Горацио получил с десяток ножевых ранений. Возможно, это было предостережение его отцу Тот не на шутку перепугался. В своем письме он обвиняет некоего человека по имени Лев.
Сочащийся жиром пупок исчез во рту дяди Чезаре. Он обтер губы.
Харкая кровью и чувствуя близкую кончину, зная, что дни сына также сочтены, Тициан не колеблясь нарушил обет молчания. Он больше не боялся мести! рассуждал, все более и более воспламеняясь, Пьер.