Иван поднялся.
Я лягу.
Николай банку на середину стола двинул. Спросил Ивана:
Сапер?
И сапер тоже.
Разговорились. Паренек в синих трусах подскочил с койки и к столу. Шмыгнул перебитым носом боксера.
Че холодно так? Печь не топили? увидел, что новые люди в палатке. Аа здорова, пацаны. Колек, час который? глотнул с чайника, кадыком задергал. Ууф
Хотел, было, присесть к столу послушать, что говорят, но раззевался и передумал; на мысках босой побежал к койке, нырнул под одеяло.
Дубарь, пацаны, посплю еще угу Голова, бл как чайник.
Похватали холодного, покурили тут же за столом. Николай дым руками разогнал. Стали укладываться. Иван, когда ложился, Костю спросил:
Костян, ты чего тормозил, когда считались?
Да все про тех думал
Первую ночь спалось Ивану тревожно. Долго не мог заснуть: лежал на спине с закрытыми глазами. «Сколько волка не корми, все в лес смотрит, думал Иван. Но разве я хотел быть волком? Интересно, как тот попутчик говорил война благо? Получается так». Так и уснул он с тревожными мыслями.
* * *
Спустя два месяца не осталось и следа от тех сомнений и тревог, что терзали Ивана, наоборот, жизнь стала ясной и понятной. Иван раздобыл себе добротную «горку», к зиме разжился бушлатом и теплыми, хоть и на рыбьем меху, берцами.
Ктото из комендантских вдруг вспомнил его оказалось, служили вместе или не вместе, в общем, гдето рядом окликнул Ивана по старой памяти Бучей.
Так и пошло.
На пятый день Иван уже пинал ногой болванку сто пятьдесят второго калибра. На шестой их обстреляли из гранатомета, осколком задело Ивану руку. Его поздравили с почином: Николай, брат Витька, вечером выставил из загашника бутылку водки.
Через неделю появился во взводе новый командир старший лейтенант Каргулов.
Дмитрий Фаильевич, официально представился взводный. Где сстарый спал?
«Контуженный», подумал Иван, перетаскивая с лейтенантского
угла матрас и вещи.
«Похст», решил Костя. Он к этому времени уже нашил старшинские лычки на погоны.
Откуда будете? подлез кривоносый Серега, хохотнул: Нам татарам что водка, что пулемет, лишь бы с ног валило.
Старлей и ухом не повел. Сумку кинул на пружины, присел за стол. Саперы подтянулись вокруг.
Иван развернул скатку устраивается на новом месте. Ему теперь затылок старлеевский виден остренький затылок, и шея как у Жорки. Худой старлей, на студента похож. Вспомнил Иван. Это же тот самый офицерик, что тогда подорвался на бульваре!
С централки? спросил Иван.
После четвертой контузии стал Каргулов заикаться. Курил както вместе с ментами в «стакане» за бетонными блоками ментам байки травил, в это время и прилетела граната из РПГ. Он как раз про генеральскую дочку рассказывал, как оказался крайним на этой «похотливой сучке» и поехал по залету топтать Кавказ. Контузило его, чуть язык не проглотил, оглох неделю ничерта не слышал. С тех пор и квакает Каргулов через слово.
Ссучка и есть.
Ржут саперы. Серега кривоносый сполз под стол. Иван развалился на койке, похохатывает. Костя золотым скалится, лычки старшинские трогает. Про подрыв на бульваре Каргулов с обидой заговорил:
Ппятая контузия А комендант говорит, х тебе а не справка! В прокуратуру таскали. Я сствол нулевкой пошкрябал. Не первый раз. Двух теток с рынка шальными зацепили, одна и кокнулась потом в больничке. А я Филину, ккоменданту, говорю, идите вы, ттоварищ полковник саса своими справками. И пошел к вашему Какалмагорову.
Заявился во взвод Полежаев.
Зол майор как всегда. Отвел Каргулова в сторону. Саперы расселись чаи гонять. Когда Полежаев вышел, а Каргулов снова устроился за столом, Серега на правах земляка спросил, чего такого хотел майор.
Ничего не хотел. Гговорит какой маршрут назавтра, примолк и добавил. И еще говорит, что вы ппьянь и ррвань.
Задрожала лампа под куполом палатки.
Гогого
Агагага
А самто, охохо!
Прижился во взводе Каргулов.
Полежаев его сначала невзлюбил. Кто ж знает, чего на ум пришло майору, он на тот момент пить завязал, может, с тоски. Но только под Новый год случился «инцидент», как выразился потом старлей, после которого запил и Полежаев, и Каргулов в обнимку запили дня на три.
В тот день наряжали каштан у ворот.
Серпантина накидали, ктото смеха ради приспособил пулеметную ленту с патронами, ктото предложил, гранат навешать. Только вернулись саперы с инженерной разведки, только переоделись, отмылись от дорожной пыли. У каштана Петюня Рейхнер, старый солдат из поволжских немцев. Петюне за тридцать, он принципиален до неприличия. Служит Петюня стрелком наводчиком в бэтере, в котором водителем кривоносый Серега по прозвищу Красивый Бэтер.
Серега прячется от Петюни. Тот ему в лоб метит хлопушкой. Петюня както письмо написал на телевидение, в одну очень популярную программу.
Неучи, огрызался Петюня. Вот стану «последним героем», получу миллион, тогда, ты Серый, сдохнешь от зависти.
Героем Петюня не стал, но с Серегой теперь вечно перебранивались: тот, как повод, так задевал старого немца за живое:
Дурак ты, Петюня, тебе надо в Германию письма писать, чтоб тебе пособие выплачивали, как репре репе ну, этому, обиженному властью. Поедешь, будешь на фашистских бэтерах наводчиком.