Мой темнолицый страж отступил на шаг в сторону и указал мне дубинкой на дверь.
Сюда, проворчал он.
Я подобрала юбку, перешагнула через землю, скопившуюся на крыльце, и вошла в небольшую дверь.
Садись, сказал страж, указывая на деревянную скамеечку у стены. Он вышел в дверь, расположенную в противоположном конце комнаты, и я услышала, как он там тихо с кем-то переговаривается.
Я разглядывала этот ветхий околоток, вернее, тюрьму теперь я хорошо понимала, куда он меня привел. Я сидела в большом зале; задняя часть помещения была разгорожена на три камеры, сложенные все из тех же глиняных кирпичей. Передняя часть каждой камеры, зарешеченная бамбуковыми шестами от пола до потолка, и с такой же бамбуковой дверью, была открыта для обозрения. Две камеры стояли пустые, а в крайней правой кто-то лежал на голом полу лицом вниз.
На стене напротив меня висела полка со старыми ржавыми мечами и копьями, запертыми на деревянный засов. Настоящее оружие на случай серьезной заварухи, которой это селение, по-видимому, никогда и не видело. Еще две комнатки позади меня и все. Я снова уставилась на землю, скопившуюся на полу.
Мой страж вернулся.
Пошли, вновь приказал он, указывая на дверь за своей спиной. С тяжелым сердцем, крепко прижимая к себе Вечного, я вошла в дверь.
Садись, на этот раз он указал на плетеную циновку на полу, с тобой хочет поговорить господин капитан. Жди.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Я села и посмотрела на капитана. Он сидел в другом конце комнаты на более плотной циновке с подушками, склонившись над низеньким столиком, заваленным бумагами. Он держал в руке бамбуковое перо и, казалось, был с головой погружен в свои занятия. Но я-то уже хорошо изучила уловки всех этих чиновников. Он заставит меня ждать так долго, что мне станет не по себе, и только тогда соизволит меня заметить. Он хочет этим показать, что я недостойна его драгоценного внимания.
Я сидела и разглядывала комнату и самого капитана. Вокруг него в беспорядке были разложены кипы бумаг и конторские книги, покрытые все той же бурой пылью. Свет попадал сюда только через маленькое окошко в противоположной стене, и вечернее солнце освещало капитана и его бумаги.
На вид ему было лет тридцать пять типичный чиновник средних лет. Мне подумалось, что когда-то, наверное, он был хорош собой: у него были густые, немного вьющиеся черные волосы, но теперь они были тронуты сединой рановато для его возраста, как мне показалось. Когда он повернулся, чтобы свериться с каким-то списком, я заметила, как он слегка поморщился. По этой гримасе и по его сутулым плечам я догадалась, что у него болит спина от долгих лет сидения в конторе над рапортами. У него было волевое, можно сказать, благородное лицо, но теперь оно то и дело морщилось от боли; морщины появились у него между бровями, у
уголков рта залегли складки. Лицо его было слегка опухшим, под глазами были мешки: наверное, он страдал бессонницей от боли в спине, а может, и еще какой-то иной боли. Должно быть, на сердце у него неспокойно, подумала я. Чтобы не показаться нескромной, я вновь опустила глаза и стала терпеливо ждать, как и подобало женщине.
Наконец он отложил перо, закрыл крышку чернильницы и посмотрел на меня твердым, немигающим взглядом, как обыкновенно смотрят начальники.
Сержант утверждает, что я почему-то должен тратить свое время на допросы какой-то девчонки с книгой, вздохнув, промолвил он.
Я посмотрела ему прямо в лицо. Оно не было злым, но это было лицо человека, которому больно, и потому я сочла за лучшее ничего не говорить. Наступило молчание, и я уже надеялась, что он меня отпустит. Я посмотрела на дверь; казалось, он колебался, но когда я вновь взглянула на него, он уже внимательно изучал мое лицо, как будто раньше меня где-то видел и теперь пытался вспомнить, где. Потом он вновь опустил глаза и положил руки на стол.
Подойди сюда. Ближе. Покажи мне свою книгу.
Я подошла к нему, вынула книгу из торбы и положила ее на стол. Я собиралась развернуть тряпицу, но он меня опередил его красивые сильные руки развернули книгу в одно мгновение. В книгах он явно разбирался.
Сержант был прав, кивнул он. Книга очень старая, буквы выцарапаны на пальмовых листах.
Я кивнула, и сердце мое упало.
Где ты взяла эту книгу? спросил он строго, глядя на меня в упор.
Мне ее дал мой Учитель.
Учитель? Что еще за учитель?
Учитель я знала, что сейчас начнутся неприятности, но я также знала, что всегда лучше говорить правду, учитель, который который меня по ней учил.
Тебя по ней учил?
Да, господин.
Тебя? Простую девчонку? Сколько тебе лет?
Семнадцать, господин.
И ты Ты правда изучала такую книгу?
Правда. И я гордо подняла голову, как сделала бы моя бабушка.
Где?
В моих краях. В Тибете.
И твой учитель живет там?
Да, господин. Вернее.
Что вернее?
Вернее, жил там.
Он что, умер?
Мой Учитель, ну как мне было ему объяснить? Мой Учитель. Он ушел.
Ушел? он внимательно смотрел на меня, чувствуя мое замешательство.
Да, господин, ушел, сказала я, начиная теперь не на шутку беспокоиться за исход моего дела.