Он с трудом поверил в собственное счастье. Когда первоначальное потрясение, выраженное мыслью:
«Почему маленькая распутница никогда ничего мне об этом не говорила?» растворилось, Малфой притянул жену к себе ещё крепче, пока стройные ноги не стиснули его талию, подхватил под бёдра, и выпуклость, оттопыривавшая полы махрового халата, пылко вжалась в её извивающееся от желания тело.
Его язык погрузился в рот Цисси, скользя, переплетаясь, играя с её языком. С какой-то давно забытой, почти подростковой импульсивностью они прикусывали друг друга зубами, сталкивались носами и даже не пытались сдержать невольно вырывавшиеся из горла рыкающие и мяукающие звуки.
Подойдя к кровати, Люциус, не особенно церемонясь, разложил на ней жену и хрипло пробормотал:
Дивистео, с одобрением любуясь тем, как непривычно помятая одежда Цисси исчезает, являя взору светлую, словно изнутри светящуюся обнаженную кожу и восхитительно розовые вершинки грудей.
Подробно заняться каждым из них не хватило времени, потому что жена, вцепившись в плечи Люциуса, настойчиво подталкивала его вниз, прерывисто дыша соблазнительно приоткрытым ротиком. Тонкие пальцы судорожно вцепились в его волосы, когда Нарцисса выгнулась, потянувшись следом за горячей цепочкой алых восковых поцелуев, которыми Малфой заклеймил её кожу на протяжении всего пути до местечка между разведёнными бёдрами, перед которым благоговейно преклонил колени.
Вылижи меня, приказала Цисси задыхающимся шёпотом.
Люциус Малфой почувствовал, как его наполняет чистейший восторг. Обычно в постели жена вела себя довольно застенчиво. Она послушно, даже, скорей, покорно выполняла его прихоти, однако всегда при этом казалась несколько отстранённой от самого «процесса». Но, видимо, что-то в его нынешнем, приближённом к женскому образе расплавило контрольный предохранитель ханжеских условностей, и Нарцисса стала как раз той необузданно распутной и увлечённой сексом женщиной, какую он надеялся однажды разбудить в ней, но со временем всё меньше верил, что она в принципе способна на что-то подобное. Так что, да, Малфою очень нравилась эта новая, властная версия его жены
Разведя пальцами её тёплые складки, он какое-то время просто любовался открывшейся красотой.
«Словно роза в каплях росы, пришло ему в голову поэтичное сравнение (Люциуса всегда пробивало на поэзию, когда дело доходило до женской анатомии), прелестные
розовые лепестки, мерцающие влагой и такие ранимые, трепещущие от моих прикосновений»
Я сказала, вылижи меня! нетерпеливо повторила Нарцисса, приподнявшись на локтях, и впилась в него недовольным взглядом.
Слушаюсь, госпожа, выдохнул Малфой и покорно опустил голову, прижавшись ртом к заветному местечку.
Бесстыдные губы слились с её нежным теплом, а юркий язык затрепетал во влажной глубине, и довольный Люциус услышал, как жена вскрикнула от наслаждения. Подняв глаза вверх, он увидел, что Цисси всё ещё опирается на локти и, словно загипнотизированная, пристально наблюдает за ним зачарованным взглядом. Щёки её раскрасил живописный румянец, а зрачки расширились, затопив радужку бархатистыми омутами тьмы.
И вот тогда Малфой с необычайным воодушевлением принялся за работу, целуя, облизывая, лаская и поддразнивая каждую складочку, впадинку и вершинку, извлекая из приоткрытых губ Нарциссы настоящую симфонию стонов, хныканий и коротких, но восхитительно ёмких требований:
Ещё! Здесь! Стой! Нет, не останавливайся! Да, да, о Мерлин Да! которые воспламеняли его сильней, чем что-либо ранее.
Люциус поменял технику, длинными лакающими движениями распластанного языка вылизывая её всю, от влажной сердцевины до чувствительного клитора, вынуждая Цисси неистово извиваться от неутолённой потребности, льнуть к нему всё сильней, пока, наконец, с очередным, особенно глубоким проникновением танцующего языка, Малфой не почувствовал, что мышцы её бёдер напряглись, тело, пронзаемое судорогами, выгнулось дугой, а его губы и подбородок покрыла скользкая сладковато-солоноватая смазка.
А-а! Ах, да, Люциус! Да-а-а!
Как же она была восхитительна! Задыхающаяся и растрёпанная, в момент наслаждения выкрикнувшая его имя, словно для неё и то и другое было неразрывно связано. На что член Люциуса отреагировал не менее восторженно (пусть и не столь поэтично), чем разум, моментально нарисовавший прелестную картину, в которой Цисси предстала весьма наглядно и красочно раскрытой, как ну неважно как.
«К чёрту все эти элегантные сравнения! Мне просто необходимо сейчас же трахнуть её узкое, маленькое мокрое влагалище (в какого распутного негодяя я превратился!), иначе меня просто разорвёт!»
Подтянувшись, Малфой встал, грозно навис над женой, и в этот момент их взгляды встретились. Пристально смотревшая в его потемневшие глаза Нарцисса всё ещё задыхалась и, кажется, до сих пор окончательно не пришла в себя.
Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Цисси? хрипло прорычал Люциус и, готовясь войти в неё, обхватил ладонью жёстко стоящий член, провёдя по всей его длине.
Она кивнула, прошептав:
Да, пожалуйста, Люци. Пожалуйста пожалуйста, трахни меня...