В первом батальоне показатели тоже приличные, задумчиво произнёс начальник штаба. Пониже наших, но приличные.
Их тоже на совещании у командира полка хвалили; конечно, указывали и на недоработки, сказал Третьяченко. Только к нам претензии были строже: раз первое место дали спрос будет особый. Понятно?
Да, теперь мы у всех на виду, заметил Федотов.
Мы, батальон, на виду у всего полка, уточнил Третьяченко. А ты со своей ротой на виду нашего батальона. Надеемся на тебя, Дмитрий Тимофеевич. Смотри не теряй марку.
Федотов опустил глаза.
Кроме твоей роты в батальоне и другие есть, продолжал Третьяченко улыбаясь и посмотрел на Матвеева, который по-прежнему молча сидели конце стола: Как у вас, Федор Васильевич, настроение?
Настроение хорошее, ответил Матвеев, поднимаясь.
Сидите, сидите, пожалуйста, остановил его Третьяченко. С квартирой все устроилось? Ну и прекрасно! Жена здорова, не скучает?
Может, немного и скучает.
Ну, первое время Потом заведет знакомства у нас тут дружные семьи, и женщины в основном общительные. Если говорить откровенно, то они общительнее нас, мужчин. Передайте супруге привет по случаю праздника.
Спасибо, передам.
Глядя на Матвеева, Третьяченко размышлял про себя: молодой командир, опыта нет, но есть неутомимость. И далеко не все у него так просто со службой, как, возможно, он, Третьяченко, и хотел бы представить. Обстоятельства свои имеются, выражаясь языком Федотова. Взять хотя бы то же самое назначение. Третьяченко предполагал, что после ухода Рогачева ротой будет командовать лейтенант Чарулин, командир первого взвода. Однако начальство рассудило по-иному: прислали Матвеева из другого гарнизона. По мнению Третьяченко, делать этого было не нужно они. великолепно обошлись бы своими кадрами. С Чарулиным явно поступили скверно: лейтенант ведь ждал нового назначения и рассчитывал на продвижение парень самолюбивый. А назначили новичку кто-то что-то там, в вышестоящем штабе, решил по-иному, и вот Чарулин обиделся. Правда, сам Барулин ни единым словом по этому поводу не обмолвился, даже виду не подавал, что его это как-то задело. Но ведь задело: Конечно,
задело. И как раз именно то, что он, Чарулин, ни единого слова не сказал об этом, более всего и доказывало, сколь велика его обида. Да ведь на его месте другой бы, может, шум поднял, начал бы писать в разные инстанции, бывали такие случаи, бывали, хотя он, Третьяченко, к таким людям всегда имел предубеждение, не нравилась ему подобная манера поведения. Не назначили в этот раз жди другого, работай. Ничего, хорошее в тени надолго не останется заметят.
Теперь, когда ротой командует Матвеев, когда все решилось, какой может быть разговор. Теперь надо ждать следующего случая. А Матвеев, кажется, парень деловой и с характером. Ничего парень, только опыта маловато. Ну да опыт дело наживное, было бы старание. Кстати, Чарулин сегодня к нему не зашел. Может, дела задержали, заглянет попозже, а может, обида
Каким-то шестым чувством Матвеев догадался, что комбат сейчас размышляет о нем, о его делах в роте, о том, как он притирается к людям, какие у него налаживаются отношения с офицерами. Помолчав секунду-другую в ожидании, не спросит ли комбат еще о чем-нибудь, Матвеев сказал:
С командирами взводов у меня налаживается контакт. Чарулин очень толковый командир. Да и другие тоже: Лукоянов, Зубков У них можно многому поучиться. Матвеев неожиданно покраснел до корней волос и замолк.
И то, что Матвеев так открыто и искренне похвалил своих подчиненных, не указав при этом на какие-то их слабости, очень понравилось Третьяченко. Хороший командир никогда не будет выставлять перед другими недостатки тех, кем он командует, это бы говорило не в его пользу, размышлял Третьяченко, И молодец, что не побоялся за свой авторитет, когда сказал, что многому может поучиться у них. Правильно сделает, если будет следовать этому правилу. Разве он, Третьяченко, не учится у своих командиров рот? Учится. В том-то и состоит мастерство командира, когда он, принимая решение, умело использует опыт многих людей, в том числе и своих подчиненных. «И не выкаблучивался, ученость свою не показывал тоже молодец», продолжал размышлять Третьяченко. И даже сегодняшнее молчание Матвеева за столом пришлось по душе комбату.
Уже двадцать один пятнадцать, проговорил Матвеев, посмотрев на часы. Разрешите откланяться.
А вы без формальностей. Здесь каждый себе хозяин. Спасибо, что зашли.
Счастливо оставаться.
Матвеев вышел из-за стола, пожал офицерам руки и направился в прихожую, где висела его шинель. Через минуту входная дверь мягко хлопнула.
Может, кофейку выпьем? спросил Третьяченко.
Квартира у него была двухкомнатная, они сидели в первой комнате, которая узким коридорчиком, заполненным книжными полками, выходила в кухню. Третьяченко пошел за чайником и тотчас вернулся.
Слушай, комбат, начал Федотов, державшийся вне службы с Третьяченко на товарищеской ноге, на рыбалку в эти дни не сходим? Соскучился я по рыбалке.
И меня возьмите с собой, попросил начальник штаба. Мне недавно тесть спиннинг прислал. Такой, братцы, спиннинг закачаешься.