Почему? По какому праву?
Там, за океаном, не могут успокоиться, подчеркнул Лукоянов, заключая политинформацию, никак не могут привыкнуть к тому, что мы, Советский Союз, существуем на земле.
Как и ожидал Лукоянов, свое мнение пожелал высказать сержант Вощаев.
Он заговорил горячо, чувствовалось, тема для него была больная, и все понимали почему: у Вощаева дед и двое дядьев погибли в боях с фашистами, а родственники по линии матери находились в годы войны в оккупации и хлебнули лиха полной чашей. Вощаев не мог говорить спокойно о войне: сколько крови было пролито, сколько жилищ разорено! Он привел потрясающие цифры о городах, которые были почти полностью стерты с лица земли войной, такие, как Сталинград, Севастополь, Смоленск, Минск
А теперь опять опять на наших глазах повторяется старое. Во Вьетнаме американские наемники отравили даже землю Тысячи тонн смертоносных веществ разнесли по всему миру все против человека. Ну почему? По какому праву?
Вздохнув, он покачал головой и сел на место.
Заговорили о маленькой стране Никарагуа. Соседка Америки. Ни бомб у нее нет, ни ракет с ядерными головками. И чужих земель она не желает. Только за одно бьется за свою свободу. И как мужественно бьется Уж то-то в Вашингтоне разные политиканы кусают локти: не удается сломить, не покоряется.
Я по телевизору недавно смотрел, сказал Шустиков. Молодых защитников Никарагуа показывали. Чувствуется, ребята крепкие. Каждый жизнь готов отдать за свою страну.
Так и должно быть.
Что говорить парни что надо!
Автоматы из рук не выпускают.
Попробуй выпусти.
Это уж точно
Невысокий худощавый Бекасов привстал от нетерпения:
А кубинцам разве легко!
Не то слово!.. вновь загорячился Вощаев.
Лукоянов слушал, молчал в разговор старался не вмешиваться. И люди как будто забыли про него. Все сейчас. смотрели на карту, на которой были обозначены извивы рек и гор, пространства морей, океанов. Велика, необозрима наша Земля. Черными кружками были обозначены на карте города. Город всего лишь кружочек на карте, то поменьше, то побольше, то совсем как точка. Но настоящий, живой город это земля, застроенная многоэтажными домами, это парки, заводы и фабрики, институты, театры, стадионы Да разве перечислишь все, что включает в себя город. А самое главное это миллиону людей, женщин и мужчин, стариков и детей А разве небольшая деревушка не дорога нам и даже какой-нибудь далекий хутор, которого и вовсе на карте нет, разве тоже не дорог?
И вот на эту безымянную на карте деревушку, на этот хутор, на город, блещущий по вечерам тысячью огней, из-за океана нацелены ракеты. Как не волноваться!
Лукоянов сидел за столом, посматривал на солдат и сам тоже разволновался: ведь правду говорят ребята мир снова оказался на грани войны, опять распоясались ядерные маньяки.
Я, знаете ли, плохо верю, что. там, за океаном, прислушаются к человеческим голосам, снова вмешался в разговор Вощаев. Силы нашей опасаются господа заморские
Беседа подходила к концу. Лукоянов в заключение сказал, что не надо, нельзя смешивать американских и других империалистов с народом, что народы всюду, как и мы, выступают против войны. Он говорил о борьбе за мир, которая сейчас широко развернулась на всех континентах, о мощи лагеря социализма.
А порох надо держать сухим! воскликнул неугомонный Вощаев.
Правильно: порох надо держать сухим, повторил лейтенант и объявил перерыв.
Глава шестая
Падавший с неба мокрый снег портил настроение солдатам, зато старшие командиры были довольны: скверная, слякотная погода оборачивалась для подчиненных строгим экзаменатором на занятиях в поле, на учебных стрельбах И Лукоянов, хорошо понимавший это, не уставал твердить своим сержантам, что их обязанность на полигоне не только научить бойца необходимым тактическим приемам, но и подготовить его психологически к действиям в неблагоприятной погодной обстановке. Лукоянов не только говорил это, но и показывал пример, как надо действовать, когда сеет мелкий дождь, когда туман или сильный ветер и, значит, видимость плохая, когда там и сям на поле темнеют лужи и неохота ложиться в воду.
Целый день сегодня Лукоянов был на ногах.
Под вечер, поужинав в столовой, он возвращался к себе в общежитие, с удовольствием представляя, как придет
в комнату, ляжет на диван и возьмет в руки томик Толстого. В последнее время он взялся перечитывать «Войну и мир» и будто заново открыл для себя эту книгу.
Утром был дождь, но к вечеру тротуары в городке уже просохли, лишь изредка кое-где темнели разводья от таявшего снега. Вообще, вечер выдался теплый, как раз подходящий для прогулки, и у Лукоянова было прекрасное настроение: от хорошей погоды, оттого, что взвод на стрельбах показал неплохие результаты, которые не смог испортить даже рядовой Панков, всегда стрелявший намного хуже других.
Его кто-то окликнул:
Василий, погоди.
Лукоянов обернулся на голос.
К нему шагал Чарулин.
Ты куда? Лукоянов пристально посмотрел на товарища.
Инна заболела, проговорил Чарулин сокрушенно. Забегал в столовую взять кое-что на ужин. Он показал глазами на сверток в руке.