Это что же? сказал Эдмондс. Она у тебя все время лежала? Все три недели? Но лицо под его разгневанным взглядом было по-прежнему непроницаемым, чуть ли не сонным.
Покажьте судье Гоуэну, сказал Лукас.
Он, Нат и Джордж тихо сидели на жесткой деревянной скамье в маленьком кабинете, а пожилой белый Лукас знал его, не знал только, что он помощник пристава, жевал зубочистку и читал мемфисскую газету. Потом дверь приоткрыл молодой, проворный, слегка забегавшийся белый в очках, блеснул очками и пропал; потом следом за старым белым они опять прошли через мраморный гулкий вестибюль, гудевший от голосов и медленных шагов, и опять, когда поднимались по лестнице, на них смотрели лица. Они прошли через зал суда без остановки и опять вошли в кабинет, только побольше, побогаче, потише. Там сидел сердитый мужчина, Лукасу неизвестный, федеральный прокурор, приехавший в Джефферсон всего восемь лет назад, когда сменилось правительство , а Лукас стал реже наведиваться в город. Зато здесь же был Эдмондс, а за столом сидел еще один, которого Лукас знал, этот к ним приезжал еще при старом Касе, сорок, пятьдесят лет назад, и жил неделями, перепелятничал с Заком, а Лукас им лошадей держал, когда собаки стойку делали и белые слезали стрелять. Дело разобрали мигом.
Лукас Бичем? сказал судья. Средь бела дня выставил на заднем крыльце сто двадцать литров виски и самогонный аппарат? Чушь.
А вот нате вам, сердитый развел руками. Я сам об этом узнал, только когда Эдмондс
Но судья его не слушал. Он сидел, повернувшись к Нат.
Девушка, поди сюда, сказал он.
Нат подошла. Лукас видел, что она дрожит. Она казалась маленькой, худой, как хворостинка, девочкой; восемнадцатый год всего, младшая у них, последняя на склоне лет родила ее жена, не только своих лет, порою думал Лукас, но и его тоже. Слишком молода для женитьбы, для всех неприятностей, которые надо вытерпеть женатым людям для того, чтобы состариться и узнать вкус и радость покоя. Печка, новое крыльцо, колодец это еще не все.
Ты дочь Лукаса? спросил судья.
Да, сэр, раздалось в ответ ее высокое, мягкое, напевно сопрано. Меня зовут Нат. Нат Уилкинс, жена Джорджа Уилкинса. У вас в руках бумага про это.
Вижу, сказал судья. От октября прошлого года.
Да, сэр судья, сказал Джордж Уилкинс. Она у нас с прошлой осени, когда я хлопок свой продал. Мы поженились, только она ко мне не захотела переехать, покуда мистер Лук ну, я, значит, не сложу печку, крыльцо не починю и колодец не выкопаю.
Теперь ты это сделал?
Да, сэр судья, сказал Джордж. Денег на это я набрал, теперь осталось всего ничего, только за топор за лопату взяться.
Понятно, сказал судья. Генри, обратился он к другому старику, тому, что с зубочисткой. Где у тебя это виски? Можешь его вылить?
Да, судья.
И оба аппарата можешь уничтожить, разломать как следует?
Да, судья.
Тогда очисть мне помещение. Убери их. Хотя бы этого шута широкоротого убери.
Про тебя говорят, Джордж Уилкинс, шепнул Лукас.
Да, сэр, ответил Джордж. Я так и подумал.
Когда он вернулся, перед очагом на стуле, наклонившись и свесив длинные узкие ладони между колен, с распухшим от слез лицом сидела
Нат.
Все вы со своим Джорджем Уилкинсом! сразу начала Молли. Давай, расскажи ему.
Ни колодца не начал, ничего, сказала Нат. Крыльцо и то не подпер. Ты ему сколько денег дал, а он не начал даже. Я его спрашиваю, а он говорит: подожди, еще не собрался, подождала, опять спрашиваю, а он опять свое: не собрался. Тогда я ему сказала: не начнешь, как обещался, я, может, другое вспомню про ту ночь, когда шерифы к нам нагрянули, а вчера вечером говорит: мне тут надо кое-куда, могу поздно вернуться, ты бы у своих переночевала, а я говорю: на засов запрусь подумала, он для колодца что-то хочет заготовить. А как увидела, что папину лошадь и телегу вывел, думаю: так и есть. Является чуть ли не утром и с пустыми руками. Ни чем копать, ни досок для крыльца а деньги папины истратил. Ну и сказала ему, что я сделаю, подождала у дома, пока мистер Рос не проснулся, и говорю мистеру Росу, что совсем другое вспомнила про ту ночь, а мистер Рос заругался и говорит поздно вспомнила, потому что теперь я Джорджу жена, суд меня не будет слушать, и поди, мол, скажи отцу и Джорджу, чтобы к вечеру духа их тут не было.
Дождались! закричала Молли. Вот он, ваш Джордж Уилкинс! Лукас уже шел к двери. Куда пошел-то? сказала она. Куда теперь денемся?
Ты погоди беспокоиться, куда денемся, сказал Лукас, до той поры, когда Рос Эдмондс забеспокоится, почему мы не съехали.
Солнце уже встало. День обещал быть жарким; и хлопок и кукуруза еще подрастут до заката. Когда он подошел к дому Джорджа, Джордж молча появился из-за угла. Лукас пересек лысый, залитый солнцем двор в хитрых завитушках сметенной пыли эту науку Нат переняла у матери.
Где он? спросил Лукас.
Я его спрятал в овражке, где мой старый лежал, ответил Джордж. В тот раз шерифы ничего не нашли, теперь искать там не станут.