Может, вы и правы, сказала миссис Хейт.
Но он уже ушел.
Зачем вы увели мула в этакую даль? спросила старая Хет.
По-моему, он теперь совсем далеко, ответила миссис Хейт.
Совсем далеко? Но миссис Хейт молча подошла и глянула на сковородку, а старая Хет сказала: Вы чего-то сказали про свинину, или это я сказала, а не вы?
Они ужинали в редких еще сумерках, и тут вернулся Сноупс. Он тихонько подошел к ним и стоял, грея руки у костра, как будто на дворе был невесть какой холод.
Пожалуй, я все же возьму эту десятку, сказал он.
Какую такую десятку? спросила миссис Хейт.
Он задумчиво смотрел в огонь. Миссис Хейт и старая Хет тихонько жевали, и только старая Хет взглянула на Сноупса.
Вы, стало быть, не отдадите ее? спросил он.
Но ведь вы же сами предложили покончить миром, сказала миссис Хейт.
Видит бог, это вы предложили, деваться некуда, подтвердила старая Хет.
А Сноупс все смотрел в огонь; потом он заговорил в каком-то тихом, недоверчивом удивлении:
Я столько лет мучаюсь, рискую, лезу из кожи вон и получаю за мула по шестьдесят долларов. А вы разом, безо всяких хлопот и риска, даже не зная, что вы их получите, загребли восемь с половиной тысяч. И я нисколько вам не завидовал, никто не посмеет утверждать, что я завидовал, хотя несколько странно, что вы загребли все денежки, хотя не вы его наняли, вы даже не знали, где он и чего делает за эти деньги,
вам всего-навсего случилось быть за ним замужем. А теперь, после того как я столько лет вам не завидовал, вы отняли у меня лучшего мула и отказываетесь даже уплатить за него несчастные десять долларов. Это не по справедливости.
Вы получили своего мула обратно и все-таки недовольны, сказала старая Хет. Чего ж вы хотите?
Сноупс поглядел на миссис Хейт.
В последний раз спрашиваю, сказал он, отдадите вы мне мою десятку или нет?
Какую еще десятку? спросила миссис Хейт.
Тогда Сноупс повернулся и пошел прочь. При этом он споткнулся обо что-то это была бумажная сумка старой Хет, но не упал и побрел дальше. Они видели его тень словно в раме, меж двумя закопченными трубами на фоне догорающего заката; видели, как он воздел к небу стиснутые кулаки, словно какой-нибудь древний галл в неистовстве и бессильном отчаянье. А потом исчез. Старая Хет поглядела на миссис Хейт долгим взглядом.
Голубушка, сказала она. Что вы сделали с этим мулом? Миссис Хейт склонилась над огнем. У нее на тарелке лежал кусочек черствого печенья Она взяла сковородку и полила печенье жиром, на котором жарилась свинина.
Я его пристрелила, сказала она.
Что-что? переспросила старая Хет. Миссис Хейт положила печенье в рот. Так, сказала старая Хет весело, мул спалил дом, а вы пристрелили мула. По-моему, это и есть справедливость. На дворе быстро темнело, а ей еще надо было пройти три мили до богадельни. Но январская ночь длинна, а богадельня никуда не денется. Старая Хет вздохнула с облегчением, мирно и радостно. Ох, друзья мои, сказала она. Ну и денек у нас нынче выдался!
ВОТ БУДЕТ ЗДОРОВО
I
Вон тот тебе, сказал я.
А то кому же, сказала Рози. Ты давай марш в ванну, раз мама тебе велела.
А я знаю, чего там есть, сказал я. Вот захочу и скажу тебе.
Рози поглядела на свой подарок.
Да уж как-нибудь могу и подождать, пока всем раздадут, что положено, сказала она.
Дай никель скажу, сказал я.
Рози поглядела на свой подарок.
Никеля-то у меня нет, сказала она. А вот утром на Рождество мистер Родни как отдаст мне мои десять центов, тогда и никель найдется.
Ты тогда и так будешь знать, чего там есть, и мне не заплатишь, сказал я. Поди лучше одолжи никель у мамы.
Тут Рози хвать меня за руку.
Ты вот давай марш в ванну, сказала она. Ишь добытчик какой. Небось, к двадцати одному году обязательно разбогатеешь, одна надежда на закон либо деньги, либо тебя законно изничтожат.
Ну, я пошел купаться, пришел обратно и снова гляжу: подарки рассыпаны на папы с маминой постели, прямо пахнет Рождеством, а как завтра начнут салюты палить, так и слышно станет, что уже совсем Рождество. Только ночку потерпеть, и будет утро, и мы все сядем на поезд, кроме папы, ему аж до самого Сочельника нужно быть на своем извозчичьем дворе, а мы поедем к дедушке, и снова будет вечер, а там, глядишь, и Рождество, и дедушка станет снимать подарки с елки и подзывать нас, а там есть мой подарок дяде Родни, из моих десяти центов купленный, и чуть погодя дядя Родни раскроет дедушкин секретер и хлопнет дедушкиного тоника, а я ему чего-нибудь помогу, и он, может, мне за это опять даст не какой-нибудь никель, а четвертак, как прошлым летом, когда он гостил у нас с мамой и мы делали дело с миссис Такер, пока он не уехал домой и там поступил в давильную компанию; вот будет здорово. А может, и не четвертак, а полдоллара, и прямо сил никаких нет ждать.
Господи Иисусе, ну прямо сил нет ждать, сказал я.
Что ты сказал? закричала Рози. Иисусе? закричала она. Иисусе? Вот как твоя мама узнает, что ты всуе поминаешь имя Божье, так у тебя сразу сил прибавится. Никель ему подавай! Сам давай никель, а то как раз пойду ей все расскажу.