Всю ночь не утихала буря и не умолкали рыдания. С сердцем, разрывающимся от горя, бродил я по темным
комнатам. Где та, которую я должен утешить? Кто она, кого постигло столь тяжелое горе? Что за причина такого безумного отчаяния?
Отойди, отойди! раздался крик сумасшедшего. Все ложь, все ложь!
Уже рассвело, Мегер Али и в это страшное бурное утро, как всегда, бегал вокруг дворца, выкрикивая все те же слова, И вдруг меня осенила мысль: наверное, когда-то Мегер Али, как и я, жил во, дворце, и даже теперь, сойдя с ума, он по-прежнему находится во власти чар этого каменного чудовища и не может не являться сюда каждое утро.
Не обращая внимания на ливень, я кинулся к сумасшедшему.
Мегер Али, о какой лжи ты говоришь?
Ничего не ответив, он оттолкнул меня и, дико завывая, стал кружить вокруг дворца, словно птица, притягиваемая неподвижным взглядом змеи. И как будто стараясь предостеречь себя, он снова и снова кричал: «Отойди, отойди! Все ложь, все ложь!»
Под проливным дождем я побежал в контору и как вихрь ворвался в комнату Керим Хана.
Расскажи мне, что все это значит? закричал я.
И вот что рассказал мне старик.
Когда-то этот дворец был местом, где разыгрывались страшные человеческие драмы, здесь бушевали страсти, пламя неудовлетворенных желаний жгло сердца и в зловещем огне непрестанных наслаждений сгорали человеческие души. Сколько проклятий слышали эти стены проклятий тех, на чью долю выпали страдания, чьи надежды были разбиты, чья страстная любовь. осталась безответной. Камни дворца впитали эти проклятия, и теперь, голодные и жаждущие, как чудовище, которому долго не давали есть, они жадно бросаются на каждого, осмелившегося приблизиться к ним. Из всех тех, кто пробыл здесь три ночи, уцелел лишь Мегер Али, но и ему пришлось поплатиться за это рассудком.
Неужели и мне нет спасения? спросил я.
Спасение- есть, ответил старик, только достичь его нелегко. Я расскажу тебе, как это сделать, но прежде тебе надо узнать историю персидской рабыни, жившей когда-то в этом дворце наслаждений. Нет в мире истории более удивительной и более печальной
Но тут пришли носильщики и сообщили, что поезд сейчас подойдет. Так скоро? Пока мы спешно собирали свои вещи, поезд подошел. Какой-то заспанный англичанин высунулся из окна вагона первого класса, пытаясь прочесть название станции. Увидев нашего знакомого, он тотчас же пригласил его к себе в купе. У нас были билеты во. второй класс, и мы оказались лишенными возможности выяснить, кто был наш спутник, и услышать конец этой истории.
Я предположил, что он принял нас за дураков и решил посмеяться над нами и что все, что он рассказал, чистейший вымысел от начала до конца.
Мой родственник теософ оказался другого мнения по этому вопросу, и в результате мы с ним поссорились на всю жизнь.
1895
Первый номер
Поэтому можно себе представить, что получить у этого счастливчика ключи от книжных шкафов было немыслимо. В детстве. я с братом ходил в гости к его тестю и чувствовал себя, как нищий во дворце,
когда подолгу со слезами на глазах рассматривал запертые на ключ книжные шкафы. Из-за своей неутомимой страсти к чтению я постоянно проваливался на экзаменах в школе.
Но это дало мне одно неоспоримое преимущество Мне не пришлось ограничиться теми устарелыми знаниями, которые давал университет. Я плыл по безбрежному океану мудрости. Ко мне ходят различного рода бакалавры и магистры искусств, которые по сей день не могут выбраться из темниц викторианского века Подобно неподвижной земле в птолемеевом мироздании, они будто навсегда пригвождены к восемнадцатому-девятнадцатому векам. Поэтому не только нынешним студентам, но и сыновьям их и внукам суждено почтительно, как во время религиозной церемонии, двигаться по замкнутому кругу знаний. Колесница их мысли, с трудом одолев Милля и Бентама, дотащилась до Карлейля и Рескина и застряла в пути. Студенты обязаны слушать только лекции своих преподавателей и не имеют права даже мечтать о чем-нибудь другом.
Между тем та, чужая нам литература, в зависимость от которой мы поставили свое духовное развитие и которую неустанно пережевываем, будто жвачку, не остается неизменной, она идет в ногу с жизнью своей страны. Я, разумеется, не мог жить чужой жизнью, но старался в своем духовном развитии не отстать от нее. Я сам выучил французский, немецкий, итальянский языки, брался даже за русский. Я взял билет на экспресс современности, идущий со скоростью более шестидесяти миль в час. Поэтому я вникал глубоко в учение Хаксли и Дарвина и не боялся судить о Теннисоне, и лишь врожденная скромность удержала меня от погони за дешевой славой на страницах наших ежемесячных журналов. Я не стал рулевым в лодке, на борту которой начертаны имена Ибсена и Метерлинка.
Мечта моя сбылась я собрал вокруг себя тех, кто способен оценить меня. Я убедился, что и в Бенгалии есть люди, которые, учась в колледже, все же не остаются равнодушными при звуках вины Сарасвати. Сначала ко мне приходили по одному, по два человека, а потом собралась целая группа.