- Еще бы!.. «Мальчик, пойдем?..» - буркнул Марат. И, стерев с лица следы улыбки, он заговорил властным тоном:-Дантон, потрудитесь дать отчет в истраченной вами сумме в тридцать три тысячи экю звонкой монетой, каковую вам вручил Монморен175
от имени короля якобы за то, что вы исполняли в Шатле должность прокурора.
- За меня отчитывается четырнадцатое июля, - высокомерно ответил Дантон.
- А дворцовые кладовые? А бриллианты короны?
- За меня отчитывается шестое октября.176
- А хищения в Бельгии вашего неразлучного Лакруа?
- За меня отчитывается двадцатое июня.177
- А ссуды, выданные вами госпоже Монтанзье?
- Я подымал народ в день возвращения короля из Варенна.
- А не на ваши ли средства построен зал в Опере?
- Я вооружил парижские секции.
- А сто тысяч ливров из секретных фондов министерства юстиции?
- Я осуществил десятое августа.
- А два миллиона, негласно израсходованные Собранием, из которых вы присвоили себе четверть?
- Я остановил наступление врага и преградил путь коалиции королей.
- Продажная тварь! - бросил Марат.
Дантон вскочил со стула, он был страшен.
- Да, - закричал он, - я публичная девка, я продавался, но я спас мир.
Робеспьер молча грыз ногти. Он не умел хохотать, не умел улыбаться. Он не знал ни смеха, которым, как громом, разил Дантон, ни улыбки, которой жалил Марат.
А Дантон продолжал греметь:
- Я подобен океану, и у меня тоже есть свои приливы и отливы. Когда море отступает, всем видно дно моей души, а в час прибоя валами вздымаются мои деяния.
- Вернее, пеной, - сказал Марат.
- Нет, штормом, - сказал Дантон.
Но и Марат теперь поднялся со стула. Он тоже вспылил. Уж внезапно превратился в дракона.
- Эй! - закричал он. - Эй, Робеспьер, эй, Дантон! Вы не хотите меня слушать! Так смею заверить вас - оба вы пропали. Ваша политика зашла в тупик, перед ней нет пути, у вас обоих нет выхода, и своими собственными действиями вы захлопываете перед собой все двери, кроме дверей склепа.
- В этом-то наше величие, - ответил Дантон.
И он презрительно пожал плечами.
А Марат продолжал:
- Берегись, Дантон. У Верньо тоже был огромный губастый рот, и в гневе он тоже хмурил чело. Верньо тоже был рябой, как ты и Мирабо, однако тридцать первое мая совершилось. Не пожимай плечами, Дантон, как бы голова не отвалилась. Твой громовой голос, твой небрежно повязанный галстук, твои мягкие сапожки, твои слишком тонкие ужины и слишком широкие карманы - все это прямой дорогой ведет к Луизетте.
Луизеттой Марат в приливе нежности прозвал гильотину.
- А ты, Робеспьер, - продолжал он, - ты хоть и умеренный, но это тебя не спасет. Что ж, пудрись, взбивай букли, счищай пылинки, щеголяй, меняй каждый день сорочки, тешься, франти, рядись - все равно тебе не миновать Гревской площади; прочти-ка декларацию: в глазах герцога Брауншвейгского ты - второй Дамьен и цареубийца; одевайся с иголочки, все равно тебе отрубят голову топором.
- Эхо Кобленца, - процедил сквозь зубы Робеспьер.
- Нет, Робеспьер, я не эхо, я голос народа. Вы оба еще молоды. Сколько тебе лет, Дантон? Тридцать четыре? Сколько тебе лет, Робеспьер? Тридцать три? Ну, а я жил вечно, я - извечное страдание человеческое, мне шесть тысяч лет.
- Верно сказано, - подхватил Дантон, - шесть тысяч лет Каин, нетленный в своей злобе, просидел жив и невредим, как жаба под камнем, и вдруг разверзлась земля, Каин выскочил на свет божий и Каин этот - Марат.
- Дантон! - крикнул Марат. И в его глазах зажглось тусклое пламя.
- Что прикажете? - ответил Дантон.
Так беседовали три великих и грозных человека. Так в небесах сшибаются грозовые тучи.
III. Содрогаются тайные струны
Разговор умолк; каждый из трех титанов погрузился в свои думы.
Львы отступают перед змеей. Робеспьер побледнел, а Дантон весь побагровел. Оба задрожали. Злобный блеск вдруг погас в зрачках Марата; спокойствие, властное спокойствие сковало лицо этого человека, грозного даже для грозных.
Дантон почувствовал, что потерпел поражение, но не желал сдаваться. Он первым нарушил молчание.
- Марат весьма громогласно вещает о диктатуре и единстве, но силен лишь в одном искусстве - всех разъединять.
Нехотя разжав тонкие губы, Робеспьер добавил:
- Я лично придерживаюсь мнения Анахарсиса Клотца178
и повторю вслед за ним: ни Ролан, ни Марат.
- А я, - ответил Марат, - повторяю: ни Дантон, ни Робеспьер.
И, пристально поглядев на обоих своих собеседников, произнес:
- Разрешите дать вам один совет, Дантон. Вы влюблены, вы намереваетесь сочетаться законным браком, так не вмешивайтесь же в политику, храните благоразумие.
Сделав два шага к двери, он поклонился и зловеще сказал:
- Прощайте, господа.
Дантон и Робеспьер вздрогнули.
Вдруг чей-то голос прозвучал из глубины комнаты:
- Ты неправ, Марат.
Все трое оглянулись. Во время гневной вспышки Марата кто-то незаметно проник в комнату через заднюю дверь.
- А, это ты, гражданин Симурдэн, - сказал Марат. - Ну, здравствуй.
Действительно, вошедший оказался Симурдэном.
- Я говорю, что ты неправ, Марат, - повторил он.
Марат позеленел. В тех случаях, когда другие бледнеют, он зеленел.
А Симурдэн продолжал: