Дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон (так звали его превосходительство) родился в Мадриде, в знатной семье. Лет ему было около пятидесяти пяти, из коих четыре года он провел на посту коррехидора того самого города, о котором идет речь, и где он вскоре по прибытии женился на одной из самых знатных местных сеньор, о ней мы скажем в свое время.
Чулки дона Эухенио единственная часть его туалета, за исключением башмаков, которую не скрывал широчайший ярко-красный плащ, были белого цвета, а башмаки черные, с золотыми пряжками. Однако в открытом поле ему стало так жарко, что он скинул плащ, и под ним оказались пышное батистовое жабо, саржевый камзол цвета горлицы с вышитыми гладью зелеными веточками, короткие черные шелковые штаны, огромный казакин из той же материи, что и камзол, небольшая шпага со стальной насечкой, жезл с кисточками и пара превосходных замшевых перчаток соломенного цвета, которые обычно никогда не надевались и служили лишь неким символом высокого положения.
Альгвасила, следовавшего на расстоянии двадцати шагов от коррехидора, звали Гардуньей, и он вполне оправдывал свое имя. Худой, юркий, с рыскающими глазками, мелкими отталкивающими чертами, с длинной шеей и руками как плети он одновременно походил на ищейку, вынюхивающую преступников, на веревку, которой их вяжут после поимки, и на сооружение для их казни.
Тот коррехидор, который впервые обратил на него внимание, сказал, не задумываясь: «Из тебя выйдет настоящий альгвасил!..» И он состоял альгвасилом уже при четырех коррехидорах.
Гардунье было сорок восемь лет; он носил треуголку, правда меньших размеров, чем у его хозяина (ибо, повторяем, шляпа коррехидора была несравненной), черный плащ, черные чулки вообще он был во всем черном, жезл без кисточек, а вместо шпаги нечто вроде вертела.
Это черное пугало казалось тенью своего пестро разодетого хозяина.
Глава IX Но-о, серая!
Раненько собрался нынче сеньор коррехидор к сенье Фраските!
Раненько И один! добавляли другие, привыкшие видеть его во время подобных прогулок в чьем-либо обществе.
Послушай-ка, Мануэль, чего это нынче сеньор коррехидор один идет к наваррке? обратилась крестьянка к мужу, который вез ее на крупе своей ослицы.
И с этими словами она многозначительно ткнула его в бок.
Не болтай пустого, Хосефа! заметил добряк крестьянин. Сенья Фраскита не из таких, не может она
Да я ничего и не говорю Но только коррехидор-то очень даже может в нее влюбиться Я слыхала, что из всех, кто ходит на мельницу, один только этот бабник-мадридец имеет дурное на уме
А почему ты знаешь, бабник он или нет? осведомился в свою очередь супруг.
Сама-то я не знаю Но не бойсь! Будь он хоть раскоррехидор, а уж я бы его отучила напевать мне в уши.
Скромница была уродлива на редкость.
Полно тебе, голубушка! сказал Мануэль. Дядюшка Лукас не такой человек, он бы не потерпел Ты бы посмотрела на него, какой он бывает сердитый!
Ну а если он ничего не имеет против? спросила Хосефа, хитро прищуриваясь.
Дядюшка Лукас человек порядочный, ответил крестьянин, а порядочный человек никогда на это не пойдет
Что ж, может и так Пусть их! Я бы на месте сеньи Фраскиты
Но-о, серая! крикнул муж, желая переменить разговор.
Тут ослица припустила рысью, и о чем еще говорили муж с женой, мы уже не слыхали.
Глава X С крыши виноградной беседки
Да, да, Фраскита! говорил оттуда дядюшка Лукас. Сеньор коррехидор влюблен в тебя, и у него мерзкие намерения
Я давно тебе об этом твержу, отозвалась наваррка. Ну да пусть его! Осторожней, Лукас! Не упади!
Не бойся, я держусь крепко. А еще ты очень нравишься сеньору
Да перестань! прервала его сенья Фраскита. Я сама отлично знаю, кому я нравлюсь, а кому нет! Дай бог, чтобы я так же хорошо знала, почему я не нравлюсь тебе!
Вот те на! Да потому, что ты уродина, ответил дядюшка Лукас.
Эй, смотри! Какая я ни на есть, а вот как залезу к тебе наверх да сброшу вниз головой!..
Попробуй только, я тебя тут живьем съем.
Ну вот еще! А как явятся мои поклонники да увидят нас здесь наверху скажут, что мы с тобой две обезьяны!..
И верно. Ведь ты и впрямь обезьянка, и прехорошенькая! А я со своим горбом тоже похож на обезьяну.
А мне твой горб очень даже нравится.
Ну, тогда тебе еще больше должен нравиться горб коррехидора он куда больше моего
Ладно! Ладно, сеньор дон Лукас! Будет уж вам ревновать!
Я? Ревновать? К этому старому мошеннику? Напротив, я очень рад, что он в тебя влюбился!..
Почему же это?
Да потому что в самом грехе уже заключено возмездие. Ты ведь его никогда не полюбишь, а пока что настоящим-то коррехидором являюсь я!
Поглядите на этого честолюбца! А представь себе, я его полюблю Все на свете бывает!
Это меня тоже не очень тревожит.
Почему?
Потому что тогда ты уже не будешь прежней; а раз ты не будешь такой, какая ты есть или какой ты мне кажешься, мне уже будет все равно, куда бы черти тебя не утащили!
Ну, ладно а что ты сделал бы в таком случае?