А он сидел, как будда. Плотно сбитый, бритоголовый, с гладкой кожей на лице, с сильными руками и, казалось, совершенно неутомимый. И хоть ему за шестьдесят уже, а выглядит много-много моложе.
Отчего вы такой сильный и молодой? не удержавшись, спросила его Альда. Наверно, и не болели никогда, правда?
Правда, не болел, просто ответил Бахтин. А почему сильный, загадки в том никакой, и тому две причины: во-первых, за последние сорок лет я ни разу не опоздал ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин; а во-вторых, всю жизнь любил труд и спорт. Видите, как все просто.
Ребята наперебой спрашивали, какой труд, какой спорт. Рассказывал профессор много.
По его мнению, самое ценное, чем располагает человек это время. Его не так много у человека. Не станешь беречь растратишь впустую. Убить время легко, а вот занять его делом, день за днем, год за годом всю жизнь куда труднее. Тут тебе и сила нужна, и знания, и воля.
Было у меня два товарища, говорил ребятам Бахтин. Один с малых лет все откладывал на завтра, на потом. Казалось, все еще успеется. А время текло и уходило на пустяки. Смотрит, знаний нет не учился, сил нет не берег, дела нет не сумел сильно захотеть. Теперь ему, как и мне, за шестьдесят уже, и ничего в жизни не сделано. А другой вот кончил институт, а сейчас академик. Знаете, какое горючее нужно, чтоб взлетела ракета в космос? Нужна мощность в миллионы лошадиных сил! Короче, на его горючем летают ракеты. Он создал. А сил у него хоть отбавляй. Покрепче меня будет. Такой времени зря не тратил.
Помолчав, Бахтин сказал:
Мы часто разбрасываемся, не умеем выбрать главное и сосредоточиться. А ты учись выбирать, за что ни берешься знай и умей. Тогда всего достигнешь, чего захочешь.
А правда, вы знаете дыхательную гимнастику йогов? вдруг спросил Азат.
Привелось, изучал и знаю. Сам до сих пор Занимаюсь.
Расскажите, расскажите! загалдели ребята.
Уговаривать Бахтина не пришлось. Йога по-санскритски значит «соединение, сосредоточение». Целая древнеиндийская система философии. Ее разработал мудрец Пананджали две тысячи лет назад. Главное в ней учение о самопознании, которое якобы и достигается сосредоточением. Философия нам не годится. Но йогами разработано множество практических способов достижения этого самопознания: искусный контроль над чувствами, над дыханием. Вот их дыхательная гимнастика и дожила до наших дней. На мой взгляд, есть в ней доброе зерно. Сумеешь применить сможешь укрепить и здоровье. И Бахтин показал, как он занимается такой гимнастикой. Естественно, сразу раззадорил ребят.
Оказывается, профессор-геолог интересуется и биологией. Особенно питанием человека, борьбой с ранней старостью. Даже труд написал. Правда, в нем много спорного и еще неясного. Нужно искать и искать. Сделал много выводов, которые не укладываются в привычные рамки, кажутся неоправданными и рискованными. Но за ними неутомимые поиски, упорство, смелость ученого. Возможно, не все у него верно. Но придет время неверное отсеется, а верное утвердится. Очень новое всегда непривычно, и человеческий ум не всегда уживается с ним. Мешает давно привычное.
Бахтин, например, считает, что тысячелетиями человек питается неправильно. Смешанное питание вредно, и нужно раздельное. Ведь если за обедом человек съедает пищу из белков и, скажем, углеводов одновременно, то желудку приходится очень туго. Для переваривания одних продуктов он выделяет кислоты, для других щелочь. И щелочь убивает кислоты. При раздельном питании этого не будет.
Все это довольно сложно, и не все можно постичь сразу, заключил он рассказ. Главное в науке ничего не бери на веру, а ищи, проверяй, смело иди к истине. Нам еще столько нужно постичь, столько познать!
Поговорили хорошо теперь в дорогу! напомнил Платон Ильич, вставая. Нас очень ждет Уралтау.
Начать и не останавливаться!
Дайте хоть тут пойду! упрашивал он Платона Ильича. Потом опять понесете.
Выходит, носили-носили трое суток, возразил профессор, и впустую. Собьешь ногу за час, тогда опять носи еще неделю. Даже первоклассники сообразят нерасчетливо. А ты ноешь
Юрка прикусил губу. Действительно, нерасчетливо. И ему все больше становилось не по себе. Еще недавно он был уверен, что никому и ничем не обязан. А сейчас видел воочию, как он обязан всем за внимание, за участие, за помощь, и многое уже виделось в Ином свете.
Остановились передохнуть. Позади, внизу, серебрится змейка реки. Уреньга, вздыбившись над нею, громоздится кручами, уступами, ниспадает к реке обрывами и пропастями. Ее каменное величие неуязвимо. А зубчатые ее гребни, кажется, подпирают само небо. Впереди же еще круче громоздится Уралтау. Поглядишь вверх, и оторопь берет: неужели все это нужно пройти, преодолеть? И вон ту кручу, и вон тот уступ, и вон тот гребень, на пути к которому столько нагромождено
камня?
Юрка глядел вверх и все больше смущался. Ему что, просто лежать и лежать! А каково на руках втащить его на такую, казалось, немыслимую высоту!
Чего глядишь, не бойся, сказал профессор, одолеем и эти кручи. В жизни, браток, тоже все дороги и дороги и тоже кручи, свои вершины. И жить это значит идти и брать свои высоты.